Сейчас, спустя год, как я пишу эти строки, сложнее всего вспомнить, с чего все началось. Может быть еще с нашего знакомства с Лео и Саной, пока они еще были другими и звались прежними знакомыми уху именами. А может и тогда, когда я, листая ленту Фейсбука, натолкнулась на пост о деревьях-учителях в Перу и о волшебной возможности учиться у этих особых душ. Скорее всего, самой точной точкой отсчета будет тот момент, когда мы заказали билеты и почти собрали чемодан, но никуда не поехали из-за карантина, спалив деньги за билет и надежду вырваться в другие пространства. И вот, спустя пару лет, мы все же пересекли океан и оказались здесь, в Кашибокоча.
Конечно, я не могла сюда попасть прежде. Я была не готова. Хотя, если честно, подготовиться к подобному переживанию практически невозможно. Но все же. По профессии я – психотерапевт и больше двадцати лет я к тому времени уже работала с людьми, вела группы, частных клиентов, преподавала в университете. В этом-то вся беда и состоит. За помощью другим мне не хватало духа своевременно и точно заняться собой.
Прежде, чем приехать сюда, мне пришлось назвать свою депрессию по имени, окунуться в нее, разобрать завалы в душе, открыть процесс. Мы на полном ходу работы с людьми парализовались всемирным карантином, пережили крах и обман в строительстве дома и в его восстановлении, несмотря ни на что; просели в неправде и грязи в связи с переделкой нашего семейного гнезда; потеряли работу, мотивацию, клиентов и всякий горизонт перспектив не просто работы, а и жизни. И вот, обнулившись и признав несостоятельность прежних способов справляться с действительностью, отправились за море-океан, чтобы открыть чистый лист.
Наш ретрит проходил в доме диет Лео и Саны. Мы были вдвоем с Мариком, моим уникальным и неповторимым партнером во всех областях жизни. Четыре церемонии аяваски предвосхищали диету на Пало Воладор, дерево-учитель, которое выбрало нас с Мариком обоих, что вполне уникально.
Первым, самым ярким потрясением для меня стали сами джунгли. Это уникальное переживание – просто быть в джунглях, где нет привычной защиты, связи с людьми, дорог, способов спасения. В доме, где нет окон, а вместо них – москитные сетки. Тьма, неизвестность, чужая вездесущая нечеловеческая жизнь – все это липким кошмаром лезло в мое сознание и прежние способы оградиться от этого совершенно не работали. Были только я и мои неструктурированные страхи. В первые несколько дней у меня были мощные приступы агорафобии. Я спасалась в туалете. Там было четыре стены, пряталась там, как в лифте. Благо, ребята для таких, как я, повесили шторы в комнатах, чтобы было подобие защищенности. Все это – маркер привычной зашкаливающей фоновой тревожности. Только из привычной и потенциальной опасность превратилась в реальную. Джунгли проникают глубоко под кожу и ощущаются на уровне инстинктов. Жить в ситуации, что все вокруг хочет тебя убить и сожрать – это не шутки! Звуки… Это настоящая атака! Я хоть и живу на природе в горах в очень живописном месте, но даже не предполагала, сколько есть у меня способов оградиться от звуков. Но тут они были просто везде. Каждый из них пугал, настораживал. Помогало омовение, баньос флоралес. Это омовение настоями из лечебых трав. А также то, как Лео меня окуривал табаком.
Благодаря этому опыту заныривания в детские страхи без акваланга, я совершенно переоценила то, что переживали мои дети и в каком уровне своих адов они действительно находятся до сих пор, ведь способов справляться с этими кошмарами у них совершенно нет. Именно поэтому им так важна связь со мной. Можно сказать, я стала более реальным родителем и очень отзывчивым к их трудностям.
Весь совокупный опыт был ошеломляющим для меня по силе, интенсивности и за этот год не было дня, чтобы он не проходил дефрагментацию и распаковку. Озарения происходят каждый день!
Когда я дома готовилась к идее о принятии аяваски, я прочитала все, что есть в сети на трех языках. Особо важными были для меня подробности переживаний самого опыта церемоний, некоторые из которых я перечитывала по нескольку раз. Именно поэтому я оставляю для таких же ищущих, как я, свой дневник церемоний, без редакции и особой цензуры. Пусть то, что вам подходит, остается с вами, а все то, что не подходит – уходит, откуда пришло.
Началось с того, что мы бесконечно много беседовали в течении всего времени, что были здесь. Много подготовительной работы. Баньо — настой из трав, им нужно было омываться, втирая в кожу и в голову, и ждать, пока тело впитает в себя суть этих трав. Таким образом они уже проникают в тело и делают работу.
Ключевое понятие здесь — баланс и гармония. Два слова, которыми я не пользуюсь обычно. Но раскрывается вся суть того, как привести мою душу и тело в подходящий резонанс. Я даже успела поспать перед церемонией. Нужно быть отдохнувшим и это пошло на пользу.
Должен был приехать шаман Хорхе с женой Сайдой. Он шаман рода Мауа племени Шипибо. Мощный род потомственных шаманов. Им был открыт доступ к дереву Воладор. Это действительно дерево, держащее мир. Я была там, но об этом позже.
Хорхе не пользуется телефоном, но зато он есть у его жены. Она не имеет особой силы в церемонии, но находится там больше для него. Ее телефон не отвечал, и мы не знали, приедет ли Хорхе. Я даже подумала, что ребята сами для нас будут проводить эту церемонию. Было ужасно жарко под вечер. Тяжесть в глазах. Мы решили прокатиться на лодочке по озеру, а заодно и поехать на тот берег, где мог бы нас ждать шаман. В дом, кроме как на лодочке, добраться невозможно. Мы подъехали и увидели, что они там спокойненько сидят и ждут. На вопрос, почему телефон отключен, жена сказала, что поменяла телефон. Вот так они и живут. Сидят и ждут. А мы на всякий случай туда прокатились.
На обратном пути начался дождь такой силы, что мы были абсолютно вымыты дождевой водой. Я подумала, что это хороший знак. Большой прилив сил. Мы смеялись и танцевали на веранде, было много радости, что такое благословение зашло.
Ребята приготовили пространство. В комнате были разложены матрасы. Рядом с каждым — тазик для блевания. На матрасе — подушка и одеяло. Свет горел поначалу, но нас предупредили, что будет темно и нельзя будет разговаривать.
Пришел Хорхе с женойи ребята. Стали продувать через свои трубки настрой на аяваску, чистить пространство. А мы сидели и ждали.
Подули каждому табаком на голову с разных сторон, продули руки. Здесь табак «мапачо» — растение силы. При моей ненависти к сигаретному дыму, запах от местного табака вызывает спокойствие и расслабление. Он даже чем-то приятный.
Стали разливать аяваску. Лео выпил первым. Потом Хорхе. Жена. Сана. Позвали Марика и меня. Я выпила больше всех. Боялась, что меня не заберет. Зря боялась. Главное, выпив, укатить на матрасик и не блевать первые полчаса. На вкус, цвет и консистенцию — соевый соус с гранатовым сиропом. Произнесла вслух:
«Пусть только та энергия, которая мне наиболее подходит, окутает мой дух, тело и душу. И пусть все, что не подходит, уйдет в пустоту, откуда пришло».
Легли. Свет потушен. Я даже немного заснула. А потом нагребло резко, ошарашило, прибило. Помню, про себя сказала: «Веди, аяваска! Я здесь для того, чтобы очищаться, наполняться энергией, учиться».
И она повела, и как повела!!! В тело вошла постоянно двигающаяся лиана-змея, громадная, миллионы ее отростков-дочерей заструились, заполнили мое тело, вывернули его в странную неконтролируемую позу и забрали с собой на бешеной скорости.
Узоры. Вместе со всем были невероятные узоры, которые дробились и множились бесконечно. Я никогда в жизни не ощущала подобной интенсивности. Удерживать, контролировать, сопротивляться было просто бесполезно. Хорхе запел, к нему подсоединились ребята в одну песню, и вся эта бесконечная вода понесла, уволокла меня без всякой на то власти с моей стороны на бешеных скоростях. Совместная песня стала особым движком, структурой для этого бесконечного потока. Я неслась по этим путям по воде в бесконечных мирах, которые дробились и множились. Они несли меня туда, в те пространства, которые совершенно были ранее от меня закрыты.
Тело не справлялось с неимоверной интенсивностью, скоростью и давлением. Вспоминала, что надо дышать.
«Зачем я так много выпила?!» Увидела шкалу из трех частей и поняла, что моя доза – всего-то одна треть!
Песни менялись, и душа моя потерялась в мирах, которые мне представились адом. Было так бесконечно, не по-человечески обреченно, так тотально мрачно, и я стала издавать жуткие протяжные стоны, призывая на помощь. Шаман пел со всей силы на бешеных скоростях, и я шла на песню, ощущая, будто он физически тянул меня невидимым канатом. Я понимала, что это песни, вызволяющие из адов. Хорхэ выкладывался, а я в расплющенном, распластанном состоянии всеми силами ловила эти песни. С ним пели и ребята.
На каком-то этапе я провалилась в сознании и очнулась тогда, когда поняла, что развернулась головой в их сторону. Нащупала передо мной Сану, схватилась на нее, упала головой ей на бедро. Она держала мою голову и гладила, пела в гармонии со всеми и это спасало. Было жутко подумать, что она отойдет. Это длилось долго, бесконечно. Потом я головой очутилась снова на своей подушке. Сана держала меня за ногу. Суть этого прикосновения останется со мной. Она несколько раз наклонялась ко мне и напоминала, чтобы я дышала. Это помогало. Потому что тело не хотело дышать. Чем больше пауза между вздохами, тем глубже погружение в другие миры. Я помнила, что некоторые люди так глубоко уходят, что тело забывает свой дыхательный рефлекс и нужно дышать искусственно. Потом Сана сказала, чтобы я легла на матрас и отдыхала. Я поблагодарила ее за то, что она меня спасла, большое спасибо, что пришла и забрала меня оттуда. Они все отодвинулись от меня. Было страшно потерять этот контакт. Но я себе сказала, что все хорошо. «Да, хочется за ручку. Но это тоже учеба. Лежи, все в порядке».
Потом стало немного отпускать и Хорхе с ребятами запел песню Нуйя Рао. И как только это произошло, я очутилась у дерева в самом низу. Тянуло вверх, вверх. Душа переживала тотальное благоговение перед этой мощью. И вместе с этим мощь укатывала меня. Было очевидно, что тело не способно переживать такие вибрации. Все, что оставалось, это слушать песню и интуитивно понимать, о чем поется. Поется песня света, исходящая от сущности этого бесконечного дерева, центра всего мира. Сиренево-белое сияние и непрекращающиеся узоры. Они были другие, отличались цветами и рисунком. Вместе с песней я летела и летела вверх.
Ребята перехватывали песню и пели вдвоем. Их песня давала хоть какое-то подобие передышки. Пространство, которое они создавали, было хоть как-то понятно и уму было на миллиграмм легче.
А потом снова вступил шаман Хорхе и стал петь другие икаросы, которые изгоняли нечисть и лечили. Он пел Марику, и я это как-то распознавала, что сейчас Марика лечат, вытягивая темноту и тяжесть, болезнь на уровне энергии. Была мысль: “сырость в легких”. Ага, значит лечат Марика, все-таки. При этой работе рядом со мной интенсивность нарастала, тело плющило. Шаман так же делал какие-то звуки, будто ртом натягивал на себя что-то из Марика и с отрыжкой выпускал. Несколько раз сблёвывал. Но это его выпускание давало результат, он реально прогонял это, не давая проникнуть в себя и задержаться. Потом он пел личный икарос Марику, ребята подпевали. Марика усадили перед ним и Хорхе, набрав в рот одеколон, плевал им на голову Марику, вдувая особое благословение.
Потом схожим образом дошла очередь и до меня. Тело не слушалось, я застывала в неестественных для человека позах. Я сидела, скрючившись. Точнее, упала ниц перед шаманом и Сана меня немножко поддерживала. Меня отпевали от всякой нечисти и реально снова начался тяжелый марисьен — те самые ады. Шаман пел свою особую песню, забирающую из адов. Я впадала в забытье, тело выкручивало, раздавливало, заполняло бесконечной тьмой. Потом, как видно, Хорхе удалось что-то исправить, что-то внутри стрельнуло и покинуло меня. Чпок. Тело передернуло. Он запел другой икарос и вдул мне в голову свою агуа Флорида. Жуткая химическая штука. Но у него она работала. Подул на руки. Я поблагодарила и снова легла на матрасик.
Лео с Саной пели теперь вдвоем. Я летела вслед за ними. Узоры, узоры. Летела к бесконечному свету вверх. Туда стремилось все вокруг, и я вместе с ним. В то же время тело вибрировало и внутри него что-то бесконечно двигалось, ощущение, как тысяча змей и змеек пробираются во все места.
Дыхание. Мое тело не умеет дышать так, как это заложено природой. Потребность в воздухе была больше, чем то, как тело его закачивало. То и дело что-то затекало и я понимала, что лежу, подвернув в неудобной позе руки, ноги, шею… Освобождала и продолжала дышать, как могла. Часто выдыхала с шумом.
Корень языка пекло, будто он обожжен. Понимала, что так тело освобождается от токсинов, поэтому печет. Хотелось пить, но нельзя, потому что разнесет от миллиграмма воды еще больше. Сглатывала, терпела, успокаивала себя. Особо выжигало и неприятно шевелилось в области тазового сфинктера. Знаю по отзывам, что людям иногда хочется выпустить газы, но получаются больше, чем газы — конфуз. О том, чтобы пойти в туалет не могло быть и речи.
Что-то похожее на судороги в руках и ногах. Будто млеет и затекает. Как будто восстанавливались какие-то потоки. Но это не приносило облегчения в тот момент. Камни в икроножных мышцах. Блоки, затемнения, боль. На каком-то этапе прошло.
Помимо этой работы по исцелению тела я переживала страх не справиться с запредельной интенсивностью, но повлиять на нее я не могла совершенно. Главное, что мне удалось создать систему своей собственной поддержки. “Все нормально, — говорила я себе. — Ты молодец. Не борись, отдыхай. Ты такая молодец, ты так хорошо поработала. Теперь отдыхай. Все хорошо”. Это я повторяла себе, наверное, миллион раз.
Понимала, что лежу без контакта с кем-то, одна в целом мире. Было безудержно, до паники страшно. Однако я говорила себе: “все в порядке. Это учеба такая. Видишь, все хорошо. Ты можешь и так. Это важно пройти.”
И еще квадриллион раз я повторила себе, что “это закончится, не беспокойся. Не надо сопротивляться. Просто будь”. И это работало на секунду. А потом нужно было себе снова напоминать.
Продолжала лететь наверх. И в этом движении встречалась с близкими. Видела, как родители друг друга выбрали, чтобы я родилась и сестра. Как же радостно было!
Деток видела своих, все время к ним возвращалась. Сколько любви радостной между нами!
Доченька, моя звездочка ясная. Чистая музыка, звенящая душа.
С сыном был момент, когда я увидела, что у нас с ним «брит на крови» – магический контракт. Когда он родился, акушерка с силой дернула из меня плаценту и нарушила что-то. Из меня вырвался такой бешеный фонтан крови, что она вся посерела. В своих думах я много раз возвращалась к этому событию, но здесь я увидела, что мы с ним в сцепке. Я обратилась к нему: «сыночек, любимый мой. Давай я тебя освобожу от этого контракта. Иди, живи, мой хороший. Не стоит держаться за меня так. Но если в этом есть что-то важное для тебя, то оставь, а остальное, тяжелое, пусть уходит».
Марика, конечно, видела там. Обнимала, кружила с ним, танцевала. Сказала ему, что я выбираю каждую клеточку его тела и души! «Ты мой партнер, единственный, неповторимый, ты мое чудо. Как прекрасно, что ты есть!»
Точно так же я выбрала каждую клеточку своего тела, таким, какое оно и есть. Гладила его, прикладывала руки к разным участкам.
Открыла силу контакта, целебного прикосновения, как что-то, что мне дано и этим просто необходимо пользоваться – прикладывать к людям руки и передавать энергию. Сюда же можно добавить, что я получила урок в том, чтобы своих детей целовать по-особому, чтобы активировать какие-то участки души – это по два легких поцелуя в веки, во внешней стороне века и в точке, ближе к переносице. О том, в чем суть этой активации, я не узнала. Но послание получила.
На каком-то этапе Хорхе пошел к себе, мы его поблагодарили и остались уже вчетвером. Трип не заканчивался. Марик покашливал как раз, когда я снова блуждала. Как будто он для меня держал связь.
Лео обратился ко мне с тем, что если мне хочется спеть песню, то я могу ее выразить из себя. Прошло какое-то время, и я услышала свой тонюсенький и дрожащий голос, как новорожденный младенец и спела песню “Йедид мелех, ав арахаман”. У песенки был тонкий энергетический шнурочек изумрудного оттенка. Я пела и удивлялась, насколько это отличается от того, как я пою в жизни. Лео сказал, что так я создала из себя песню и это трансцендентное состояние.
Все время хотелось благодарить. Я благодарила. Вслух и про себя. Эта благодарность материальна и она остается в миру и меняет его. Мне нравилось благодарить, я все время это повторяла, чтобы побаловаться эффектом.
На каком-то этапе я попала в пространство языка иврит и пребывала в абсолютном восхищении, что мне в жизни выдали доступ в это пространство. Несмотря на то, что многие люди способны изъясняться на иврите, так и не проникли туда, за завесу, где я удостоилась побывать. Туда, где плавали сияющие буквы и трехбуквенные корни слов, смысловые структуры, существующие на своей тайной вибрации. Аяваска особо акцентировала мое внимание на знании языка. Как видно, мне еще предстоит двигаться внутрь.
Стоит сказать, что я была так обескуражена первой частью своего опыта, что в красках представляла себе, что наутро меняю билеты, возвращаюсь в свою жизнь с каменной решимостью. Вместе с этим помнила, что это то, что происходит со многими другими на церемониях. Наблюдала со стороны панику ума, напоминала себе, что и это тоже закончится.
Лео достал какие-то инструменты и начал играть на них. Это было мучительно красиво: музыка была видима и ощущаема физически в виде узоров в пространстве и во мне. Звуки непонятного происхождения и гармонии разносили меня опять и им невозможно было сопротивляться, равно как и подпевать. Чтобы себе помочь, я подергивала ногой в ритм. Апогеем стали адовые колокольчики, создав переживание запредельной интенсивности. Я затыкала уши, но это не помогало. Эти звуки и их влияние абсолютно дефрагментировали меня, а я, напротив, все ждала, когда интенсивность хоть немного спадет.
Добавлю здесь, что меня абсолютно ошарашило осознание бесконечной сложности и мощи настоящей шаманской работы. На фоне происходящего то, что я там пытаюсь играться с бубном, это вообще ни о чем и то, что я себе представляла, как какой-то свой путь, растворилось и обесценилось. Я не шаман, я просто человек, который что-то делает по-человечески и так это абсолютно нормально.
Лео уже начал беседовать с Мариком — у Марика был хороший добрый приятный трип, никакого тяжелого марисьена. Я придвинулась к ним и слушала разговоры и песни еще несколько часов, прежде, чем попросила помощь мне сходить в туалет. Какое же это облегчение! Очень была благодарна Марику, что он меня туда привел и отвел, как тряпичную куколку. Тела своего я не ощущала, кроме как тяжелого чего-то, мокрого, набрякшего, с перекатывающимися внутри змеями-лианами. Мы много общались вместе, до 5 утра, пили теплое питье. Я прикладывала к ребятам руки, и они говорили, что руки мои очень горячие и через них идут узоры.
Вместо обещанных 6 часов трип продолжается до сих пор на следующий уже день. Иногда накатывает страх, что это не заканчивается, верните меня в мой мир обратно. Марик меня обнял крепко, когда мы легли спать. Потом я, заземлившись в теле, вернулась на свой матрасик и уснула.
Было перед церемонией много напряжения, в отличие от первой я уже представляла, с чем имею дело. Помогло настроиться чтение книги про аяваску Хорхе Гонсалеса.
Точно так же пришли шаманы, ребята. Все расселись по своим местам, стали просвистывать мелодии, обдуваться табаком.
Налили всем, я была предпоследней. Сана налила мне немного меньше, чем в первый раз. Выпила и уползла на свой матрасик, жду.
Марик кашлял, трудно дышал. Накануне проявилась его хворь с бронхами. Выключили свет, все лежали тихо. Марик стал охать и ахать, страдать, вертеться довольно скоро. Шаман подключился с песней, за ним и ребята. Я лежала и ждала, когда на меня подействует аяваска. Она начала действовать мягко, постепенно заполняя тело. Началось подрагивание в теле, будто сейчас начнется эпилептический припадок. Это не пугало меня, просто так мой мозг вступал в контакт с аяваской и она щекотала какие-то двигательные нейроны. Но я продолжала лежать спокойно, наблюдала. Нога стала двигаться туда-сюда на матрасе, в такт песне. Начало забирать, тело разбухать, давить изнутри. Марика стало сильно тошнить, громко. Я же вжалась в стену, подальше от него, чтобы то, что из него выходит, не задевало меня энергетически. «Им занимаются», говорила я себе. «Все в порядке». Потом он стал выплевывать обрывки фраз на русском и на иврите, обломки нечленораздельной речи. Шаманы подсели ближе и пели ему.
«Занимайся собой! Сейчас твое время, хватит. Сейчас ты для себя!» — это то, что постоянно крутилось в сознании. Как интересно аяваска вздыбливает все, что плохо лежит! Ведь быть в парентифицированной позиции и бесконечно спасать людей, от которых я завишу – это самая сильная и разрушительная детская программа, прошивающая всю мою структуру.
Начались видения свои, в которые я то и дело проваливалась. Помогала песня, я следила за ней, за словами, проживала то, о чем поется. Я помнила, что можно подпевать, но это не получалось. У моего тела и аппарата, которым я пою, не было сил подпевать. Лишь подстукивала в ритм. Громко выдыхала.
На каком-то этапе началось хождение по циклу: жжение в заднем проходе, как будто хочется в туалет по-большому. Я представляла, как иду в туалет, потом ловила себя на мысли, что это всего лишь в моем представлении. И так много раз – видение, что я иду в туалет, возвращалось. И, разозлившись, встала с матрасика и на попе проехалась до туалета. Села на унитаз и решила, будь что будет. Но лишь удалось помочиться. Полегчало, хоть тело и не слушалось совершенно. Вернулась на матрасик, легла. Появились яркие устойчивые видения-ощущения, будто я за анус проколота большой булавкой. На эту же булавку были наколоты мой папа и бабушка. Ага, подумала я. Это же родовая болезнь! Бабушка умерла от рака кишечника, папе сделали операцию по удалению рака кишечника. Значит и я там же, несу это в себе. Тогда я обратилась к бесконечному свету, льющемуся сверху, чтобы зашло лечение для этой программы. И тогда я увидела, что оно собралось в виде кометы и влетело в нас. Я отскочила, захватив с собой сестру, чтобы она не осталась на пути у этой болезни.
Стали встречаться люди, с которыми я близка. С каждым из них была встреча душа к душе. Обнимала, целовала, радовалась. Просила прощения, обнимала, комплектовала отношения. Отпускала.
Из особого опыта, сильнейшего по накалу – переоткрытие заново своего материнства. Мои маленькие детки, мои драгоценные, мои любимые, мои котятки. Пошли сильные рыдания, слезы. Увидела, какой непоправимый след оставила на них моя холодность, маска, которой я покрывала свой гнев и нетерпимость. Просила прощения, благодарила, обещала. Благословляла их на свой путь. «Мамочка всегда с вами, до конца. Столько, сколько нужно».
Тема с материнством была главной во всей церемонии для меня. Вся наша природа, все, что создало этот мир — это большая мать и мы все ее дети. И я ее ребенок, любимый, бесконечно любимый. Ребята пели вдвоем песню, которую я воспринимала, как колыбельную для меня, где я – маленькое зернышко, младенец в утробе и меня бесконечно баюкают и ждут, когда я прорасту. В этом же непрекращающемся экстазе – а он лишь нарастал, я видела, как наш дом, наша планета – живое существо и я пою ей во славие. В иудаизме есть особые гимны – hалель, в который воспевают всевышнего. Мне до этой церемонии суть этих теhилим была полностью закрыта. Теперь же я обнаружила, насколько точно эти гимны выражают то состояние восторга и благодарности, которое стремится выразиться, потому что не умещается внутри. И пропевание этих слов хоть немного освобождает душевное томление недовыраженности трепета перед бесконечным светом тонкого мира.
Помню, как высшая суть показывала мне мое предназначение и говорила какие-то слова, которые я не запомнила. Передо мной был целый мир, в розовых тонах. Послание было что-то вроде «лети свободно и с любовью».
Я была орлом и летела над миром, распахнув крылья. И подумала, что к этому состоянию нужно запомнить дорожку. Поставила маячок – черный колышек с красным маленьким цветочком вроде мака. Если хорошо разбежаться, то оттолкнуться в небо нужно непременно прямо возле этого маячка.
Я – женщина, которую выбирают в партнерство. Была там в тотальном присутствии собственного достоинства, я – та, которую выбирают, и я прекрасна. Радостно, что очистила эту тему, скорее всего она была загрязнена сомнением в своей ценности и еще чем-то. Прекрасная молодая женщина.
Бесконечные танцы, круговороты и хороводы любви, празднование партнерства. Снова кружила с Мариком. Вот он мой – единственный партнер и все остальное – лишнее, ненужное, странное. Не нужно никаких подмен, двойников.
Слушала ребят, как они поют. Благодарила за каждую песню, восхищалась, какие молодцы.
Марику снимали тяжесть с живота и я знала, что сейчас шаман лечит ему то, что уже сидит в животе у Авраама, его старшего сына.
Периодически был страх старости Марика, что будет он вот так стареть, с поехавшей головой. Напоминала себе, что это всего лишь страхи, это нормально. «Им сейчас занимаются, его лечат, все хорошо. Отдыхай. И вообще, занимайся собой сейчас. Только собой. Хватит заниматься другими, сейчас твое время».
Когда Хорхе вдул в мою голову агуа Флорида, меня полностью раскатало благодатью и долго держало. Я была вдавлена в матрас. Запах этой благодати сопровождал меня еще многие часы. Иногда носом я вдыхала этот запах и снова начинался приход.
Каждые мои встречи с людьми внутри марисьена сопровождались каким-то исцелением для них. Их лечила не я, но то благо, которое лилось на меня, я перенаправляла к нему запрос и он был встречен.
Периодически мое тело выдавало желание есть, что шло вразрез с общим состоянием кайфа. Я спросила у тела – чей это голод? И мне показали весь материнский род. Как же страдали эти бедные люди! Какой травмой в поколениях стал их голод! «Бедные мои, любимые. Спасибо вам большое за все, мне так жаль». И я запросила у бесконечного света лечение для них, которое снизошло. На следующий день я уже не могла переварить и половины тех порций, которые мне предлагались. Понятно, что всю жизнь я ела за моих голодных предков. Это не какая-то большая новость. Я знала, что ем за них, знала про этот голод. Но здесь произошло раскрытие сути этого явления изнутри. И, главное, мне удалось передать запрос об исцелении той высшей бесконечной силе, потоку, у которого есть, что дать, в отличие от меня. То, что я ела за них многие годы, абсолютно не было программой исправления. А лишь присоединение к страданию.
Мама. Видела ее в окружении всех тех бесконечных вещей, которые она собирает вокруг себя. Они расположились, как детали конструктора, из которых она выстроила вокруг себя свой мир, свою комнатку, и, превратившись в маленького ребенка, улеглась внутри своего мира на кроватку и уснула под одеялком, залитая светом сверху.
Варган и колокольчики Лео уже не так убивали меня в этом путешествии. Каждая нота, каждый тон создавал конкретное воздействие на мою суть и распространяли вокруг в пространстве нечто. В трипе становится очевидно, что все, что выходит от нас звуком, у этого есть реальный след в пространстве! Поэтому следить за базаром не только надо, а и выхода другого просто нет. Здесь же пролегает понимание, что в иудаизме все благословения и молитвы должны быть произнесены вслух, а мысли – это всего лишь мысли и не производят того же воздействия, как слова.
Потом, когда мы уже делились после церемонии, Лео рассказал, что мне они все вместе своим пением раскрывали сердце. Под бесконечным количеством слоев, которые они счищали с помощью песен, силы аяваски и ордена Пало, сиял большой изумруд.
На этот раз мандраж был еще сильнее. Мысли круговертью, страхи. Но я наблюдала за ними почти безоценочно, со стороны. Это хороший тренинг и проверка на устойчивость. Лео говорит, что когда у него мандраж и напряжение перед церемонией, значит все пройдет спокойно. Но если он спокоен, как слон, то жди бури. Вот так парадоксально он на меня действовал: я понятия не имела, чего ожидать.
Было жутко холодно. Я надела на себя все самое теплое из того, что у меня было. Бедная жена шамана Сайда – вся задубела. Я ей дала свою курточку. Лео надел кушму, специальное одеяние шамана, которое он купил несколько лет назад. Белое, все расшитое узорами шипибо. Каждый узор – это код песни. Они ведут пальцем по узору и поют. Я посмотрела на него в этой кушме и решила, что вот она будет меня защищать от всего в этой церемонии, что мне страшно и через нее не пройдет никакая нечисть.
Мы расселись и стали готовиться. Шаман продувал аяваску, поднеся бутылочку ко рту, насвистывая в нее долго свои мелодии. Лео тоже свистел в бутылочку. Еще у него была новая трубка из Пало Воладор, которую он накануне купил. Он ею окуривал пространство, Сану, нас с Мариком. Крепкий запах, но приятный мне. Дул над головой, на руки, за воротник.
Мы выпили аяваску. Перед этим я, как обычно, шепотом произнесла свой настрой, чтобы только та энергия, которая мне подходит, оставалась со мной. А все то, что не подходит, уходило, откуда пришло. Легли на матрасик, выключили свет. Стали ждать. Я помнила со слов ребят, что Хорхе любит подолгу собирать марисьен и глубоко в него входить в тишине прежде, чем начать петь. В оба предыдущие раза он начинал петь слишком рано, потому что плющило то меня, то Марика.
И вот мы лежим в тишине, довольно долго. Меня начинает забирать, и я лежу спокойно. Забирает на уровне тела, сознание заплывает. Нет узоров, но есть ощущение раздавленности, расширения. Песни все не начинаются, но я спокойна, знаю, что Хорхе ждет. Вот он уже пошел в туалет, значит, скоро начнет петь. Тут Марик спрашивает меня, все ли в порядке и почему не поют. Я говорю, что я в трансе, все хорошо. Он начинает суетиться, что с ним ничего не происходит и почему не поют, что не так. Я говорю ему, что все ок, ложись. Он не слышит, переспрашивает. Но мне трудно говорить, потому что от каждого звука от меня идут сумасшедшие узоры.
Вскоре Хорхе начинает петь, вступает Сайда. Приятные песни, радостные мне. Я концентрирую на звуках все внимание и киваю легонько головой. Вступает Лео и я слежу за песнями, значениями. Буквально напитываюсь ими изнутри. Такое впечатление, что пою вместе с ними, но не открывая рта.
Начинается цикл про туалет. На этот раз желание пописать. Снова представляю в воображении, как иду в туалет. Потом ловлю себя на мысли, что это всего лишь в воображении. Шумно выдыхаю, слегка киваю головой и снова продолжается тот же цикл. На каком-то этапе чувствую, что могу двигаться и усилием воли веду себя на унитаз, чтобы закончить эту цикличность. По пути натыкаюсь на Сану, говорю, что все ок, иду в туалет. После всего снова ложусь на свой матрасик, облегчение. Можно глубже уходить в транс.
Тело то и дело продуцировало и сглатывало слюну. Я словила мысль, что это – из раннего опыта, я вспомнила, что это то, что делала в детстве, пыталась сглотнуть слюну, но она снова набиралась во рту. После каждого цикла заныривания меняла немного позу, шумно зевала или выдыхала воздух и кивала головой в знак согласия. Пробовала двигать в такт песен ногой или пальцами, но было это слишком навязчиво.
Нет каких-то особых визуалов. Больше сознание концентрируется на звуках. Поют Марику, поют мне и эти звуки дают ощущение бесконечного блаженства, ему невозможно сопротивляться, единственное, что остается – отдаться и отлетать. В то же время существовать в мире звуков. Такие красивые песни! На каком-то этапе Хорхе вдул мне в голову и руки свою агуа Флорида. Помазал ладони маслами, поприжимал голову. Я два раза сказала ему «грасиас» и снова укатила на матрасик.
В этом моем трипе не было особо встреч с людьми. Такое впечатление, что я была в слое, пролегающем глубже, чем интеракции с людьми. Снова и снова ловила каждый звук, происходящий вокруг, но не на обычном уровне восприятия, а изнутри мира звуков. Музыка, звуки, мелодии – это отдельные миры и я проникла туда, пребывая там в бесконечном блаженстве. Пространство высочайшего проявления гармонии и порядка. Пребывая там, я обнаружила, что музыка, мелодии и звуки абсолютно материальны и моя суть тотально проницаема. Музыка мощным намерением врывалась в меня и везде, куда она проникала, она меняла абсолютно все. Времени в этих мирах для меня не существовало и там не было никого. Каково же мое удивление было, когда я увидела Гришу, участника наших курсов, который в моем понимании жил в этом мире! Осознание пронеслось мгновенно: Гриша принадлежал этой среде. А в мир людей пришел, чтобы выполнить какие-то важные мирские задачи. И мы на этих задачах пересеклись совершенно неслучайно. Ведь Гриша создал семью и родил ребенка, что само по себе – фантастика. Было понятно, что теперь, выполнив эти задачи, он просто делает то, что должно: спускает энергию музыки в наш мир людей (он продает супер-эксклюзивную аппаратуру для звука). Мы обнялись любя, я поблагодарила его за то, что он приходил к нам на курсы и за его включенность и отдачу. Сказала ему, как я ему рада и какой он молодец, что он все правильно делает.
Потом Сана спрашивала меня, все ли со мной в порядке, я отвечала, что очень даже. Марик почувствовал себя плохо и провел в туалете много времени, потом лежал на кровати в комнате и Сана его навещала. Они с Лео потом рядом со мной беседовали, я слушала, но была абсолютно внутри своего процесса. Мне было интересно. Хорхе пошел перед этим к себе и пел там, так что на фоне с улицы еще доносились его песни. Лео снова играл на инструментах – на варгане, колокольчиках, калимбе. Эти звуки были прекрасны и создавали вибрацию бесконечного расширения и танца. Много благодати и радости.
На каком-то этапе, уже под конец трипа, я подумала про свою маму. Эта мысль увлекла меня внутрь понятия того, что у меня есть мама, а я ее ребенок. Проникнув куда-то в точку этой идеи, я увидела фразу «Я люблю свою мамочку» и это проникновение и соединение с этим смыслом вызывало сильнейшую реакцию катарсиса. Рыдания захватили меня, горячие слезы стекали на подушку. «Я люблю свою мамочку». Я вспомнила изнутри своего детского опыта, какой она казалась мне красивой тогда, как я любовалась ею. «Мамочка, родненькая моя. Согласись, пожалуйста, принять мою любовь к тебе». Такое неприкрытое чистое желание-мольба, чтобы моя мама согласилась принять ту естественную детскую чистую любовь, которая находится внутри моего сердца.
В этот процесс я провалилась полностью, позволив душе высвободить место для бесконечной любви, дающей мне дом и легитимацию моего существования. Как же можно было прожить всю свою жизнь, отсоединившись от самой сердцевины этой любви?! Потом, впоследствии, всю ночь и следующий день, я проговаривала себе эту формулу. Она не связана с самой персоной, с человеком, который является моей матерью. А именно с понятием, формой, сутью, раскрытием того, что у меня, как явления, есть в этом мире какое-то начало и я его выбираю, чувствуя любовь. Это в корне меняет само переживание моего существования. Наполняет какую-то давно образовавшуюся пустоту, в которую проникала лишняя и путающая меня энергия. А теперь эта пустота заполнена.
Когда под конец церемонии я делилась этим с Лео, то он там тотально был для меня. Давал мне место, интересовался. Сказал, что так растворяются пленки на сердце. Я склонна с ним не спорить. Это, как мне кажется, сердцевинный слой, куда мне удалось добраться не через разум, а какими-то другими путями.
Очень интересно всегда, как ребята рассказывают, что именно они делают для нас как шаманы во время церемонии. Про Марика сказали, что внутри его живота пробудился золотой дракон, который спал там много лет и был недоволен, что его тревожат песней. Он хотел развернуться, но Лео реально испугался, что плоть Марика порвется от этого. Все это произошло как раз, когда Марик захотел в туалет и долго там был, освобождая место для рождения дракона. Причем в полной уверенности, что с ним ничего так и не произошло. Но я точно знаю, что он был в трансе, но даже внутри этого был в своей мощной защите, что подтвердила своим видением Сана. А про меня сказали ребята, что на уровне матки, которая была пуста и обесточена, нашлось место для зарождения зерна с дерева мира и, когда это зерно укоренилось, появилась возможность заливать бесконечный целительный белый свет дерева Воладор внутрь этого зерна и теперь у меня внутри прорастает «приемник» этой высокой энергии.
Да, я могу подтвердить, что установилась связь. Сегодня ночью я несколько раз просыпалась внутри марисьена, внутри песен, шла работа с клиентами терапии и дерево мне транслировало, что я слишком задерживаюсь с ними на уровне сбора информации и мне нужно побыстрее делать все, чтобы горести и проблемы этих людей не брать на себя, а переводить их туда, в суть этого дерева. Переживание это было не просто плодом фантазии. Оно было так же реально, как и белая булка с маслом, которую я ела с утра.
Я делилась с ребятами, насколько на меня влияют песни шипибо, древние песни рода Мауа, ветвь которых транслирует в своем пении Хорхе. Что они уносят меня в такие пространства, в которых я никогда, никогда ни при каких обстоятельствах, не была. Но когда поют ребята другие песни, то те сразу заходят в меня, я их распознаю, как что-то более знакомое. И потом, в течении дня я пою их по памяти. Ведь они так въедаются внутрь, что не петь просто невозможно. Сана говорит, что я тоже из «поющих песни», то есть из таких же, как они. И если я буду петь на церемониях, я обнаружу совершенно другие вибрации. Короче, я захвачена. Сегодня полнолуние и будет последняя церемония, четвертая. Страшновато, как обычно, и волнительно.
На этот раз страхи еще больше роились у меня внутри. Давило, распирало, то вдруг пустело в душе. Лео заболел и был крайне слаб. Именно этот факт вдруг выбил табуретку спокойствия у меня из-под ног. На кого же я буду опираться тогда? – подумала я на автомате. Ведь все церемонии я шла на его голос и на его песню.
Пришли шаманы, оделись празднично для последней закрывающей церемонии. Головные уборы и какие-то амулеты, закрывающие сердце. Лео тоже оделся красиво. Я принесла сумочку с артефактами, которые купила у Сайды, чтобы они зарядились атмосферой аяваски на церемонии, повесила ее в комнате на ручку двери. Мы много фотографировались, ведь Хорхе хотел запечатлеться с «профессоро ди Израело».
Нас на этот раз обдул Хорхе самолично, так как Лео не мог курить табак. Запах табака из трубки как-то по-особому успокоительно действовал на меня. Удивительно, насколько тело адаптировалось к запаху, который раньше вызывал омерзение.
Продули-просвистели аяваску. Разлили. Мне на этот раз досталась одна треть от начальной порции. Выпила и проглотила легко, прополоскав рот, потому что в напитке появился осадок, а он вызывает рвотный рефлекс. Выключили свет и легли ждать прихода.
Я отчетливо слышала все звуки, была здесь и сейчас продолжительное время. Начался транс, как я его назвала, — контролируемый. В моей власти на этот раз было входить и выходить в наплывы, чувствовать свое тело и даже управлять желанием пойти в туалет. Когда начались песни, то входить в трансовое состояние было намного легче. Разбирая, о чем поется, о каком дереве или какому аркану, я шла вслед за видениями.
Довольно долго была у корней дерева, то в виде лягушки, то в виде змеи. И это состояние держало внизу, среди коричнево-зеленой тьмы, а хотелось наверх, к кроне дерева, где розовато-малахитовый свет и куда зовут песни. Иногда получалось вырваться вверх, но на следующих витках снова оказывалась у корней, в воде.
Я то и дело мерзла, поджимала ноги одну по другую. Это сбивало с транса, возвращало к телу. Но я знаю со слов Саны, что аяваска не любит холод, она любит тепло в воздухе и теле и тогда работает хорошо. Прочувствовала это на себе.
Решив во что бы то ни стало улететь к кроне дерева, я стала концентрироваться на песнях и на этот раз у меня получалось подпевать. В эти моменты я становилась активной участницей процесса. Слышала, как поют Марику и даже понимала, что работают с мозгом.
Тело мое на пение Хорхе отзывалось неконтролируемым подрагиванием внутри, сродни тому, как дергается глаз. Это подрагивание в теле невозможно было прекратить или усилить, и оно плотно было связано именно с пением Хорхе. Потому что когда пели другие, то подрагивание прекращалось.
Потом Хорхе с остальными переместился ко мне и пел для меня. Волнами накатывала благодать, я была обездвижена в теле и в то же время внутри себя подпевала тоже, присоединяясь к работе. Конечно же, агуа Флорида – это мощный якорь. Распластавшись под воздействием этого запаха, я пребывала в прекрасных местах. Как сказали потом ребята, мне продолжали раскрывать сердце.
В этом путешествии было два знаковых переживания. Один раз я заснула и это позволило мне углубиться в транс. Там вдруг вокруг меня выстроились в шеренгу все люди, которые любили меня. Это были мальчики, парни и мужчины, самые разные, давно забытые в моей жизни, которые подарили мне свои чувства. Я до самой сердцевины души была затронута этим даром и благодарила их за любовь, как за самый волшебный подарок. Это происходило как раз на том моменте, когда Сана играла на глюкофоне.
Когда Лео играл на колокольчиках, я так наслаждалась этим звуком, что пригласила послушать колокольчики многих, многих своих родных, живых и неживых. А до того, как я их позвала, я увидела свою клиентку Нуру, и поняла, что то, что сейчас происходит – это именно то, что ей и нужно было от меня. Я обняла ее, взяла на ручки, как маленькую девочку, разгладила волосы и подставила ее ставшее совсем младенческим личико под действие колокольчиков. «Вот сейчас то, за чем ты ко мне пришла, заходит в тебя и лечит». Лечение вошло в нее в ее же младенческий период, где пролегала травма, приведшая ее во взрослом возрасте к сильнейшим парализующим паническим атакам. На прощание я поцеловала ее в лоб и отпустила. Это было волшебное переживание.
На каком-то этапе я снова провалилась в сон и, выплыв из него, смогла поблагодарить аяваску от всей души за все дары и уроки, которыми она меня одарила. В эти моменты у меня перед глазами промелькнули одним рядом все самые яркие переживания этих четырех путешествий.
То, что я прошла эксперимент с разными дозировками, было крайне полезно для меня. С одной стороны, я была подавлена мощью, а с другой – почти управляла тем, что происходит. Но эго-нагрузка слишком мешала, майнд не затыкался и тарахтел. Наверное, это как раз та самая доза, которая нужна для ситтеров. Но если я хочу получить значимый урок, то стоит продолжать учиться отпускать контроль и доверять.
***
Я вернулась домой, в свой красивый, обновленный, чистый дом. Я стала другой. До и после. Так можно сказать, сравнив это переживание с тем, что было до рождения детей и после. Этот опыт Правды изменил меня и продолжает менять каждый день.
За это время мы прошли опыт еще нескольких дистанционных диет с деревьями-учителями. Восстановили нашу работу в Москве. Расправили Дух. Обновили совместный контракт. Расширили горизонт и охват. В отличие от спасательного побега в грандиозность планов и задач, мы довольствуемся тем, что несет в себе Простая Человеческая Близость. Мне нравится прилетать всякий раз на самолете в другой город и проводить там время с людьми, создавая для них пространство правдивой встречи с собой и другими.
Как мать и жена я стала в разы честнее и любвеобильнее. Я не знаю, что будет завтра, но мне нравится жить. Соприкосновения с реальной жизнью стало намного больше, чем выживания по-умолчанию, как прежде.
В своей профессии психотерапевта у меня появился маркер правды. Я вижу, сколько всякой муры нагородили люди в попытках назвать вещи своими именами. Чувствую ложь и несостоятельность за километры.
Впервые в жизни я работаю не только со взрослыми, а и с детьми. Это мой самый честный проект. За это время было всякое. Но я прорываюсь через тернии к любви к чужим детям, а заодно что-то там у себя залечиваю таким образом.
У меня появились такие клиенты, которые ни за что бы не пришли прежде. Их запросы и трудности имеют сложность «со звездочкой».
Я продолжаю сновидеть другие уровни реальности и пою икаросы. Продвигаюсь на пути Диет небольшими шагами. Делюсь с другими тем, что мне дорого. Я живу.
Присоединяйтесь к нашим магическим путешествиям!
Команда NeteSamaRao
