Впечатления от первой поездки в Перу в феврале 2010 года. Церемонии с шаманом и доктором Хорхе Гонсалесом, в Тарапото.
«… Предыдущие церемонии с аяваской подвели меня к осознанию смерти, но я так и не смог приблизиться к ней близко, лишь только почувствовал на затылке ее легкое дыхание…»
Лео Пинонсой
Вот я, наконец, на берегу Тихого океана, в Лиме. Он живой и дышит. От океана исходит удивительная силища и неотвратимость, такая же, как и от смерти. Да, я приехал сюда, в Перу, чтобы продолжить полгода назад начатый диалог между мной и смертью. Предыдущие церемонии с аяваской подвели меня к осознанию смерти, но я так и не смог приблизиться к ней близко, лишь только почувствовал на затылке ее легкое дыхание. Не смог переступить некий внутренний порог. Сейчас я вначале нового этапа, и готов идти глубже. И утверждая свою решимость, делаю шаг в океанскую волну. Ночь и вода поглотили меня. Буквально через несколько метров я потерял ощущение берега у себя за спиной. Еще несколько гребков, и остались только волны и звезды, мерцающие сквозь океанскую дымку. Вдруг, в нескольких метрах от себя, вижу большую белую птицу. Это пеликан! Он с громким плеском шлепается на воду и деловито собирает рыбьи останки, выброшенные волной из расположенного невдалеке ресторана. Вот так, в неведомом мне мире просто и буднично идет своя жизнь…
Я имел счастье познакомиться в Перу с тремя удивительными шаманами и целителями: Хорхе Гонсалесом, Бенхамином и доном Марселло. И я рад, что сила свела меня с Костей, с прекрасным проводником и попутчиком в путешествиях, как в известное, так и в неизвестное. Хочется поделиться некоторыми переживаниями, испытанными мною во время церемоний аяваски и оставшимися у меня в доступной части памяти. Хотя все церемонии для меня были нераздельно связаны друг с другом и проистекали одна из другой, в то же время, каждая несет индивидуальный отпечаток, вернее даже цвет и узор, курандерос и его шаманских песен.
Первые три церемонии проходили в Тарапото, в гостеприимном «Доме Сердца», «Сонко Васи», так это звучит на местном наречии. Его хозяин, Хорхе Гонсалес, вырастил замечательный сад, в котором много сильных деревьев, цветов, лекарственных растений. И почти под каждым деревом растет лиана. Иногда это тоненький зеленый росток, а иногда уже толстая, с руку, древовидная лоза. Все это привез Хорхе из разных уголков амазонской Сельвы и заботливо посадил своими руками. Он водил нас по своему саду и рассказывал, указывая на лианы: «Вот эту я привез из Колумбии, а эту из Эквадора, та из Перуанской сельвы». А потом показал нам аяваску-маму, самую старую и крупную, растущую вместе с таким же мощным и крупным манговым деревом. Она дала ростки многим лианам в этом саду. Все в его жестах пронизано любовью и заботой.
В саду у Хорхе все сделано для того, чтобы в спокойной и красивой обстановке дать возможность подготовиться к предстоящему опыту и отдохнуть, набраться сил. И небольшие домики, в которых можно уединиться, и тенистые местечки в саду.
Природа верхней Сельвы, так называют джунгли в предгорьях Анд, завораживает своей красотой. Особенно водопады, на один из которых мы поехали. Насколько здорово в парящую жару залезть в прохладную и чистую воду. С водой уходит все, и тяжесть нескольких перелетов, и городская суета, и беспокойные мысли о предстоящем. Джунгли возвращают к восприятию мира вокруг, счищая серую пелену, вторгаются звуками и запахами в замкнутое на себе сознание.
Наполненные силой горной воды мы снова встречаемся с Хорхе за ужином. Он оказался очень общительным и веселым собеседником. Вообще, когда я его вспоминаю, то первое что приходит, это его улыбка и смех. А затем глаза, блестящие, внимательные и проникновенные. Чувствуется, что он пронизан силой этого места и гармоничен с окружающей его природой, любит растения и людей вокруг. «Растения Силы вокруг меня, и они во мне. Я – это Аяваска, а Аяваска – это я», сказал он нам в конце ужина.
Первая церемония
Знойный тропический вечер, стрекот цикад. Немного страшновато перед началом церемонии. А вдруг опять аяваска не возьмет, и мне не удастся уйти глубоко в состояние транса. Вдруг я имею какой-то внутренний дефект, или это растение силы не для меня. Ну, что же, для этого я и приехал сюда в Перу, чтобы выяснить это. Я принял вызов духа, переданный мне через предыдущие церемонии. И решил разобраться, что же это такое? Галлюциноген? Нечто большее, чем химические реакции у меня в голове? Сила? Иная реальность? Что же такое мое восприятие, и что же такое я сам?
Я понимаю, что участники будущей церемонии чувствуют себя также несколько настороженно и торжественно перед началом церемонии. Для многих это в первый раз. Сидим в темноте, светимся белыми одеждами, ждем шамана. Я стараюсь успокоиться и настроиться на восприятие. Что будет, то будет…
И вот, Хорхе Гонсалес разливает напиток, прозванный «Лозой мертвеца», из простой бутылки из-под йогурта. Просто и буднично. Но слова, которые он сказал перед началом церемонии: «Давайте праздновать аяваску!», стали для меня ключом, определив мое настроение и состояние в церемонии. Праздновать, так праздновать, принимаю чарку, «Salud!», приветствую участников, шамана и аяваску и в три глотка выпиваю напиток. Не самый плохой вкус. Даже приятный и сладкий. Стараюсь внутренне умолкнуть и настроиться на восприятие…
От первой порции я не почувствовал серьезного изменения восприятия. Ни особых позывов к тошноте, ни особенных ярких образов. Тонкие телесные ощущения, чувство синхронности происходящего внутри дома и звуков снаружи. Спокойствие и умиротворенность. Незаметно пролетели два часа. И тогда Хорхе предлагает выпить вторую порцию желающим. Я хочу идти дальше, глубже, и принимаю еще порцию в пару глотков. И обращаюсь к духу аяваски «Что мне мешает глубоко и со всей силой воспринимать твою силу? Почему не получается уходить глубоко?»
Хорхе снова запел икарос. Такая нежная и трогательная мелодия. Буквально через несколько минут начинаю чувствовать удивительно приятное тепло в затылке. Я трусь головой о мат, и нежные и приятные ощущения все больше усиливаются. Красное пульсирующее тепло разливается от затылка по спине. И вдруг явственно чувствую, что моя голова находится в ладонях, а моя спина покоится на ногах. Чьих? Откуда это? Да это же моя мама. Она держит мою голову у себя в ладонях, и я лежу у нее на ногах и животе. Мне спокойно и радостно. Я ведь совсем забыл, как это было, как мне было хорошо. Как я любил свою маму. Она была для меня всем, целым миром, который приходил ко мне через нее, через тепло рук, груди, через ее любовь.
Надо же, вот как это бывает! Полное вспоминание своего раннего детства. Получилось! Но пока я ликую, я выскальзываю из образа себя — ребенка. Я снова на церемонии, и Хорхе продолжает петь песни- икарос.
Вдруг ощущаю пульсации, струящиеся в руках. Это маленькие, зеленые змейки. Они вползают в мои руки через пальцы, их много. Руки перестали быть плотными, моя кожа перестала быть границей между мной и окружающим. Страх за целостность моей телесной оболочки подкрадывается ко мне. Но недавние детские переживания, чувство любви и покоя еще во мне. И я понимаю, что у меня есть выбор между страхом и любопытством. Зачем мне страх, мне он не нравится. Гораздо интереснее и веселее наблюдать, как змейки резвятся в моих руках и расползаются по всему телу, смешно выпячивают мою плоть изнутри, буграми прокатываются по рукам, груди, выскальзывают из моих ног. Раз уж такие красивые сине-зеленые змейки решили поиграть у меня в теле, пусть так и будет. И я отдаю им свое тело, ведь я ничего не теряю, ведь я не тело!
Переставшее быть не моим тело становится все мягче, прозрачнее. Змейки снуют повсюду, распушая плоть. Постепенно змейки становятся все больше и плотнее. Непостижимо, как они во мне умещаются! Да это уже и не змеи вовсе. Это гигантские корни деревьев, или лианы. ОНА наконец-то вошла в меня! Древовидная лоза мощными изгибами движется и вибрирует во мне. Или это уже я затерялся среди колыхания плотных корней. Из глубины меня выплывает на поверхность страх быть раздавленным, но потом берет верх другое настроение. «А будь, что будет! Пусть меня растворит в корнях и лианах! К черту тело!» И я начинаю погружаться вглубь земли, а она такая мягкая, пушистая, действительно прах. Вместе с этим и мое тело становится прахом и смешивается с землей и корнями. Я воспринимаю окружающее этими корнями-щупальцами. Покой и созерцание. И тогда сквозь меня наружу начали прорастать изумрудные ростки. Они стремятся вверх, набухают и взрываются цветами самых невообразимых расцветок. Лиловые, розовые, желтые, сиреневые орхидеи распускались прямо из меня.
Я вспомнил свою маму, и моя любовь к ней хлынула потоком этих цветов. Сила шла ко мне из земли, от копчика к груди, а из груди вырывалась лиловая река любви. В ней были все возможные формы красоты, которые могут породить джунгли. Сила, протекающая сквозь мое призрачное тело, порождает в каждой клетке оргазм. Он растет и ширится. Один всплеск порождает следующую волну радости и удовольствия. Осознание моей любви ширится. Я понимаю, что земля моя мать, и она дает мне неограниченные силы, не требуя ничего взамен, кроме полного приятия и отдачи. Я осознаю, что Амазония – это матка в теле земли, и через нее выходит ее сила и любовь в виде изобилия растений и животных. А цветы – это квинтэссенция этой красоты и радости бытия. Как взрывы оргазма.
Энергия, пульсирующая в теле, заставляет меня двигать собою. Сначала таз, затем ноги и грудь и, наконец, руки. Я извиваюсь и играю своим обновленным телом. И обнаруживаю, что стал кошачьим существом розово-фиолетового цвета. У меня громадные, в половину морды, обсидиановые миндалевидные глаза. Я почти не удивляюсь этой стремительной перемене. Слишком захвачен волнами удовольствия, пробегающими по моему гибкому телу. Ну не может быть так долго так приятно! Это неприлично даже, ведь люди вокруг! Но это последняя здравая мысль была сметена новыми волнами оргазма. И с каждой волной все точнее формируется новый образ меня. Я самка. Короткая гладкая шерсть отливает сиреневыми тонами. А глаза – фасетчатые. И хвост, даже два! Два хвоста это уж слишком! И тут понимаю, что воспринимаю себя двояко. С одной стороны я – это я, розовая кошка, потягиваюсь от удовольствия, играю своими конечностями. Воспринимаю волны энергии внутри себя и снаружи. Ритмичный розово-сиреневый поток, пульсирующий в ритме песни. Но, это почти знакомое осознавание себя. А с другой стороны вижу все вокруг в очень странной и искаженной перспективе. Буд-то сквозь многогранный кристалл. И со стороны, в этой перспективе я могу видеть себя отстраненно. Только тогда незнакомое зрение никак не может собрать воедино разрозненные, будто в разных плоскостях, образы. Отсюда и два хвоста, и тело, разложенное по граням. Только глаза одинаковы в обоих восприятиях. Я смотрю изнутри своих новых глаз на волны узоров. Я смотрю на музыку вокруг себя…
Осознание своих новых чудесных глаз все больше захватывает меня. Я понимаю, что у меня теперь не два, а один глаз, громадный, фасетчатый, черный с желтоватым отливом. Да уже и не кошка, я – пчела. С одной стороны, я чувствую свое человеческое тело. Но как-то безучастно. Гораздо более захватывающе восприятие себя пчелой. Глаз в половину лица, жужжание и вибрации в области желваков. Тело постепенно теряет свои очертания, его уже нет. Я, не мигая, смотрю сквозь закрытые веки вперед и в стороны. Так гораздо удобнее воспринимать хитросплетения узоров вокруг меня. А их разнообразие бесконечно. Они исходят от шамана. Его пение порождает ритмичные волны энергии, которые разворачиваются в замысловатые пересечения геометрических фигур. Я концентрируюсь на звуке голоса шамана. И передо мной встает образ то ли совы, то ли ястреба. От него расходятся веером желтовато-песочные вибрации. Это существо смотрит на меня своим левым глазом, а внутри глаза сидит сам Хорхе. Он весь золотистый, сидит себе и продолжает петь. И пульсируя, на каждой новой модуляции песни, эти образы вбирают в себя друг друга. Хорхе, внутри него сокол, в глазу сокола снова Хорхе, и опять все по кругу и вглубь. И на все это накладываются узоры энергии в пространстве вокруг нас. Зрелище завораживает…
Энергия вокруг меня окрашивается в разные цвета, меняясь с каждой новой песней шамана. Чаще это сиреневые и розовые тона, иногда желтоватые или золотистые, иногда персиковые. И вообще-то это и не цвета вовсе. Так, некие ощущения, которые легче всего различать в цветовых терминах. Да и узоры не нарисованы в пространстве. Это скорее свойство концентрации меня на окружающем пространстве с помощью глаз. Вдруг справа в безмятежный узор вторгается нечто коричневое. Оно начинает расползаться грязно-чернильным пятном по всей правой стороне, рядом со мной. Я фиксируюсь на нем, и пятно начинает трансформироваться в зловещие образы пауков, черных змей. Их глаза почти увидели меня. Стоп! Меня совсем не устраивает эта картинка. Не хочу! Я выбираю красоту и радость. И глаза чудищ тонут в пятне, которое уползает за пределы моего восприятия. Я понимаю, что уловил не свои страхи. Это справа. Наверное, у Андрюши сейчас тяжелое путешествие, а его страхи не нашли во мне отклика. У меня снова оказалось в запасе мгновение для принятия решения. Хочу ли я идти в это или нет. Нет. Я лучше поддержу соседа потоком позитивных состояний. Спокойное восприятие, что у каждого свой урок и нет смысла лезть к другому, фиксироваться на нем. Каждому Сила дает то, что нужно осознанию сейчас. И тут приходит белая полупрозрачная гигантская змея. Она поглощает и проходит сквозь меня, и я изнутри наблюдаю на ее коже мерцание золотистых узоров…
Постепенно осознаю, что песня умолкла. Слышу барабан, его гулкий ритм нарастает, постепенно все усиливаясь. Вдруг что-то рывком меня приподнимает, и я осознаю себя сидящим. Открываю глаза. С трудом фокусирую глаза перед собой. Вижу нечто размытое серое. Оно двигается в ритме барабана. Пытаюсь вглядываться. Но пятно никак не собирается во что-то определенное. Больше всего похоже на рой из черных мошек, прихотливо принявший форму человеческого тела, его верхней половины. Волосы потихоньку становятся дыбом. Это что – сущность, заглянувшая к нам на праздник? Кажется, будто она не может вырваться из некоего круга. Сила шаманского ритма заставляет ее двигаться в ритмичном завораживающем танце. Постепенно обнаруживаю у этого роя белые штаны. «Так, спокойно, это никакая не сущность», — уговариваю я себя. «Это кто-то из участников, причем мужчина, к тому же, высокий. А таких всего трое. Один из них, я, сидит. Значит это не я.» Но мороз все также ходит по позвоночнику. Живот напряжен. Я вижу, как вибрируют руки. Как у бога Шивы, они множатся. Глаза не успевают уследить. Приходит понимание − это Костя. Страх сменяется изумлением, а затем восхищением. Только надо сдерживать резкие позывы в области пупка. Слышу, что не только меня это затрагивает. Нескольких участников начинает рвать. И вдруг ритму барабана начинает вторить голос петуха снаружи. Это жутко и восхитительно одновременно. Тут раздается справа громкий шепот «Господи! Как же страшно!» Я вижу в темноте, как верхняя часть туловища начинает раздваиваться. Как будто за одним не совсем плотным телом следует, отставая от него по фазе, его тень. И весь танец складывается в причудливый и гипнотический узор. У меня закрываются глаза. Но желание вновь видеть восхитительное зрелище помогает превозмочь накатывающую дурноту. И я снова открываю глаза, покрепче зажав живот, продолжаю смотреть. Я впитываю в себя этот танец, я тоже так хочу, но совершенно нет сил встать и присоединиться. Их хватает только, чтобы в восторге и в изумлении наблюдать танец силы. Магический барабан Хорхе не отпускает и заставляет отсидеть весь танец. Постепенно ритм стихает, и я падаю, взмокший от напряжения, на мат. Счастливый всем увиденным и пережитым…
Тишина ночи, цикады. Долго еще не хочется спать. Лежу, переживаю свой опыт. Аяваска научила меня нескольким очень ценным вещам.
Действительно необходимо раскрыть сердце, дать свободно течь запертой любви, чтобы иметь возможность воспринимать мир, не ограничиваясь его жестким описанием, к которому мы привыкли.
Всегда есть пауза-мгновение, в течение которой я могу выбирать между страхом, продиктованным цеплянием за образ себя, и радостью восприятия, ведомой любопытством и глубинным стремлением. Сохранить бы в жизни и в дальнейших церемониях это состояние. Ну вот, опять попытка что-то удержать, пусть даже новоприобретенный опыт!
Восприятие энергии, видение узоров это не совсем смотрение. И хоть это и функция глаз, но восприятие более сродни чувствованию и некоему настроению. И конечно, возможность танцевать свою внутреннюю музыку в состоянии транса. Я долго искал в разных танцевальных традициях ту внутреннюю тишину и одновременно трансовую страстность, которая позволяет свершаться невозможному. Дает возможность танцевать вместе со своим энерготелом, осознавая одновременно несколько уровней восприятия.
Всего несколько часов хватило, чтобы выспаться. Тело наполнено силой, и впервые за долгий период совсем не хочется делать йогу с утра. Не надо. Ничего не хрустит, нигде не заклинило, организм заряжен и бодр и требует впечатлений.
Что же сегодня мне предстоит? А вдруг будет не так красиво и приятно? Любопытство, настороженность, ожидание. С такими эмоциями я подошел ко второй церемонии. Стараюсь успокоиться и принять происходящее.
После первого приема, как и в первый раз, легкие, на грани телесные переживания. Нюансы, проблески узоров, но не ухожу вглубь. Но паники не возникает, учусь умолкать и спокойно созерцать то, что приходит. Знаю, когда надо будет, сила придет и поведет.
«Дай мне то, что сейчас нужно», — внутренне обращаюсь к духу аяваски и принимаю дополнительную порцию. Вскоре Хорхе забил в барабан и опять начался танец Кости. И опять что-то невероятное. Не смотря на то, что ум знает, что передо мной в двух метрах танцует человек, глаза не могут собрать картинку целиком. Его тело размывается в пространстве, руки множатся, тело раздваивается. Ритму барабана снаружи и внутри начинают вторить в унисон хлопки чьих-то крыльев, щелчки. Собаки снаружи сошли с ума, сверчки устроили какофонию, а петухи совершенно не в свое время кричат и задают еще один «природный» ритм, органично вплетающийся в основной — барабанный. Зрелище захватывает внимание и центр воли, буквально берет за живот, до тошноты и головокружения.
Далее мои ощущения начали путаться, звук стал восприниматься как цвет. Смешиваются ощущения внутри, на поверхности и вне тела. Понятия «внутри» и «снаружи» теряют свою однозначность и определенность. Я чувствую, как меня закатывает в кокон, как гусеницу. Я спеленат в нечто неопределенное, но весьма ощутимое. А все мои рецепторы распушены и чрезвычайно возбуждены. Малейший хлопок, скрип пола воздействуют на меня многократно усиленно, на грани между болью и удовольствием…
Не знаю, сколько времени я пролежал в состоянии такого обостренного восприятия, но постепенно из вязкой паутины кокона начали выпрастываться новые и необычные органы восприятия. На меня обрушился поток ощущений, в которых мало чего было от человеческого, в основном эмоциональные реакции. Изумление, приправленное небольшой дозой страха, переходящее восторг. Чувственное восприятие настолько интенсивное, что не оставляет места рассуждениям и оценкам. Чтобы хоть как-то быть при деле, мой ум подкидывает визуальные интерпретации воспринимаемого, точнее моих новых органов восприятия. Я чувствую, что справа от меня над головой распрямляется крыло со слипшимися перьями. Оно вроде бы мое, только что вылупилось и просыхает. Из лобных выпуклостей на голове вырастают усики-щупальца зеленоватого цвета. Ими очень удобно сканировать окружающее пространство. Затем у меня вытягиваются из области живота и таза когтистые лапы, светящиеся бело-желтым цветом. Они то- ли сами по себе, то ли я все-таки ими помахиваю. При этом мои ноги, наверное, лежат неподвижно, не знаю, я их не чувствую. Все это приходит не совсем как визуальный образ, а как вполне очевидное осознание. Мой бедный разум только успевает регистрировать новые, совершенно необычные, но, тем не менее, весьма реальные ощущения и кое-как лепить из них приемлемую визуальную интерпретацию. Кульминацией всего этого стало восприятие щекотки в непонятной мне области тела, не пойму, внутри или снаружи. Как если бы меня вывернули мехом внутрь, и он щекочет мои обнаженные органы.
В какой-то момент я настолько устал от такого напора тактильной информации, что, несмотря на громадную интенсивность и новизну восприятия, стал желать чего-то другого. Развития дальше. Включился мой ум, нашептывая: «Постыдно зависать на столь неопределенном удовлетворении своих чувственных потребностей». Но я обнаружил, что не могу. Я не понимаю ни куда развиваться, ни как. Вообще, понимание «куда?», «как?» вызывает громадные затруднения. Мое внимание было полностью захвачено, и я никак не мог его занять чем-нибудь другим. Тогда мой ум начал подкидывать параноидальные мысли. Хорхе, поющий икарос, стал представляться мне в образе паука, поймавшего меня в свою паутину необычных ощущений. А на самом деле он питается моими жизненными силами. «Откуда я знаю, кто такой Хорхе? Курандерос он или черный брухо?» И тут же понимаю, что это полная чепуха. А в следующий момент новая мысль: «А с чего я решил, что это чепуха?» Меня словно разделило надвое. Одна моя часть безмолвно и интенсивно воспринимала поток ощущений, и это было весьма реально. Другая часть меня зациклилась в бесконечном споре сама с собой, и это было не совсем реально. Спор, паранойя, страхи и образы, ими рождаемые, были как плоские картинки, иллюстрирующими мой внутренний диалог. А телесное восприятие было полноценно и без мыслей. Лишь к концу сессии, когда действие аяваски пошло на убыль, я стал собираться обратно в одно целое. Точнее моя глубинная часть перестала воспринимать столь явно и уступила место привычному уму и самоанализу. Я не собрался, меня просто стало меньше.
И сразу, на следующий день, я столкнулся с осознанием моей старой проблемы. Мое отношение к авторитетам. С одной стороны я их идеализирую, ведь они так много могут и знают. А с другой стороны, я понимаю, что это не совсем так. И возникает недоверие и тихая «подпольная» борьба то ли с ними, то ли с самим собой. Нет бы, проверить, убедиться в обоснованности их знаний и умений, понять, что они не всесильны. С одной стороны не хочу разрушать идеальный образ новоявленного кумира, возведенного на пьедестал слепого подражания, а с другой внутренне сопротивляюсь этой слепоте. А ведь они такие же люди, пусть больше что-то знающие, со своими проблемами и задачами. Такие же воспринимающие существа, пусть, возможно, с более дисциплинированным умом и раскрытым восприятием. А с точки зрения воспринимающего существа совершенно бессмысленны понятия «круче», «главнее», «больше», «дальше».
Похоже, для моего неуспокоенного ума мало одной стандартной порции в три глотка, видения приходят еле уловимые. Правда, есть возможность отследить, как постепенно происходит изменение состояния сознания. Сначала идут световые пульсации, затем световые бело-желтые пятна появляются перед внутренним взором. Если на них сконцентрироваться, они начинают двигаться на меня. Создается впечатление, что на меня падают в виде снежинок световые шарики, либо что я начинаю двигаться вперед на них. В любом случае важно, чтобы возникало ощущение движения. За точками начинает проявляться паутина узоров, сложенных из простых геометрических фигур. Сначала внимание фиксирует узор как в стоп-кадре, а затем следует его динамичному развитию. Узоры начинают двигаться и пульсировать в ритме икарос. Они наполняются ощущением цвета, которое меняется в зависимости от шаманской песни. В дальнейших опытах я пойму, что характер узоров зависит и от шамана. В зависимости от того, в традиции какого племени работает шаман, приходят разные сплетения узоров. И надо идти в них, цепляться своим вниманием, дать возможность рисунку узора «схватить» не только внутренний взор, но и все тело. И этому очень способствует спокойная и, в то же время, эмоциональная сосредоточенность. Но если нет достаточного внутреннего молчания, работа ума начинает забирать на себя энергию, делая узоры пустыми и скучными, и, далее, вообще устраняет их из поля внимания.
Зато небольшая вторая порция действует очень сильно, включая внимание буквально через несколько минут. Узоры вошли в меня, стали усложняться. Возникает мысль: «А вот откуда Версаче взял свои знаменитые «огурцы»!». Я стал прорастать подобными, изумрудно-зелеными растениями, тело стало знакомо опускаться в земной прах, прорастать корнями и лианами. И чем более я отдавался, тем сильнее и насыщеннее становилось восприятие пульсирующих узоров. Ритм песни зовет вглубь. Сворачиваюсь в позу эмбриона, и меня затягивает в круговорот цветов, вращающийся вокруг каких-то своих центров. Этот калейдоскоп раскручивает и раскручивает меня, и я постепенно теряю ноги, руки, живот, голову. Пока, наконец, не осталось ничего, кроме осознания этих кругов и дыхания. Как только я осознавал свое дыхание, я вспоминал, что у меня когда-то было тело, а в следующее мгновение опять забывал об этом, а потом забывал и о том, что забыл о теле. И так по кругу. Иногда всплывает какая-то мысль и тут же тонет в мощном круговороте. Я чувствую, что у меня затекла рука, но где она, и что есть рука, не понимаю. Не знаю, сколько времени меня кружило в водовороте чистых, совершенно «мультяшных» цветов. «Да ведь я опять схвачен икарос!», — появилась мысль. Я не могу вернуться, потому что не знаю куда, я не знаю, как собрать обратно свое рассыпанное тело, потому что не знаю, как, и не совсем помню, как мое тело должно в точности выглядеть. Внимание почти полностью захвачено волшебной каруселью, и звуки струн подобно шарманке продолжают накручивать простую, но завораживающую мелодию. «Так, мы это уже проходили на прошлой церемонии», — прорывается еще одна мысль. Периодически мысли возникали у меня, складываясь в подобие диалога с самим собой.
— И я что-то решил после нее, только вот не помню что?
— О чем это я, что я только что думал?
— Да, вот оно. Не надо бороться.
— С кем-то не надо бороться? С кем?
— Надо идти дальше.
— Куда дальше?
— Дальше, это дальше. А что это такое?
А потом опять круговорот, и снова попытки вспомнить, что же такое важное я думал.
— Да, вот! У меня есть щиты, — подумал я и опять забыл.
— Что это щиты? А, это наверно дела какие-то, или творчество, а может дети.
Так я думал, а потом забывал о том, что думал, или не понимал смысл выплывавших во мне слов. Иногда в карусели передо мной проносились какие-то образы, словно приглашая войти в них. Возможно, я входил в них и был там, а может быть и нет. Не помню, потому что я снова оказывался в этой цветной карусели, в которой терялись любые мысли и образы. Я почти сдался, позволив неизвестному и непонятному поглотить меня…
Только гулкий ритм барабана постепенно вывел меня из этого глубокого погружения. Я вспоминаю, что у меня есть глаза, которые можно открыть. Приятная темнота, почти не заполненная ничем, кроме легкой желтоватой пульсации. Как хорошо, отпустило, я вернулся. Наверное, так в средневековье шарманщики уводили детей. Навсегда. В никуда. Но во мне еще много отрешенной тишины. И я радостно осознаю свое тело и то, что оно может двигаться. На удивление, никакая часть тела не затекла. Вообще все мускулы наполнены энергией и светом. Словно все это время в каждой клеточке моего тела кружился свой цветной водоворот, вычищая все лишнее. Хотя времени не было. Нет там, где я был, такого понятия и принципа. И все частички тела синхронизировались друг с другом и с неким главным внутренним ритмом.
А ведь в круге кто-то танцует. И это не Костя, чувствую я. Это ведь Сана! И меня потянуло в круг. Затем подтянулся и Костя. Плавные движения постепенно сменяются на ритмичные, затем на энергичные, трансовые. Я двигаюсь с закрытыми глазами. Лай собак, вой, хлопки накрывают меня. Да это же я хлопаю крыльями и руками. И очень удобно опираться на толстый хвост. И ритмично бить им об пол. Взрыхляю свой кокон, взбиваю застоявшиеся, не прошедшие через меня энергии. Все внутри пульсирует и дышит само по себе. Я чувствую свою «тень». Она возвышается надо мной на полметра. При резких движениях туловища тень стала отставать от моего тела, отрываясь от него до поясницы. А если резко дернуться вперед и затормозить, то тень выстреливает вперед, и через мгновение, как на резинке, втягивается в тело. Перед внутренним взором уже не трое в круге, а пятеро или шестеро. И мы, двигаясь каждый по-своему, при этом синхронизированы друг с другом и со своими тенями-дублями. И время опять не существует. Нет мыслей, нет усталости. Только ритм, дыхание, пот, хлопки. Сила, идущая через меня. Отрешенность и ликование…
Еще долго я лежал в ночи, чувствуя пульсацию силы в своем теле. Я чувствовал радость и умиротворение. С одной стороны я угодил в такой мощный водоворот восприятия, что чудом уцелел, и думаю, без шамана и его песен я бы не выбрался. Я испытал смерть некоего другого рода. Умирание тела я уже испытывал, и как бы это ни было тяжело, приучил ум отрешенно смотреть на такие трансформации. А вот потерю собственно ума пережить было очень трудно. Что остается, когда столь привычная опора просто растворяется? Чем интерпретировать воспринимаемое? Как, потеряв разум, не потерять себя и вернуться к знакомому восприятию? Как ориентироваться в столь необычном и незнакомом?
С другой стороны, что я собственно теряю? Свою привычную систему интерпретации, которая только ограничивает восприятие и ставит рамки необъятному. Да, конечно, невозможно объять необъятное, но это − шанс нырнуть в него и воспринимать без оценки, без границ! Что-то ведь во мне осталось. Это нечто мне трудно определить, но оно осознавало свою самость и помнило, и память о человеческом «Я» была малой толикой. Было еще много чего. Только вот чего, трудно мне сказать, так как сейчас, в ночи, я во власти своего привычного и ограниченного восприятия.
Только тело мое помнит и ко всем сомнениям относится с полным равнодушием. Ему хорошо и оно знает, что есть неизведанные и восхитительные, пусть иногда и пугающие миры, которые оно может воспринимать. И я с трепетом жду дальнейшего путешествия в Пукальпу, знакомства с новыми шаманами и новых путешествий в неизвестное.
Присоединяйтесь к нашим магическим путешествиям!
Команда NeteSamaRao
