RU

Перу. «Посылка» из темного моря осознания.

«…Церемонии отличались по настроению и интенсивности, но для меня, их объединяло одно – это был, вероятно, самый важный опыт, который я пережила в моей жизни…»

   Сана Исву, Перу, февраль 2010

В феврале 2010 года мне повезло прикоснуться к духовным традициям коренного населения Перу. Это были встречи с тремя шаманами и церемонии аяваски со всеми ними. Церемонии отличались по настроению и интенсивности, но для меня, их объединяло одно – это был, вероятно, самый важный опыт, который я пережила в моей жизни. С проводником в этот опыт нам тоже очень повезло. Костя, человек прямой и обладающий внутренней объективностью, не верящий ни во что, что не прошел сам, он ненавязчиво и в то же время твердо провел нас через этот восхитительный и трудный опыт. Удивительна была группа людей, собравшаяся в этот теплый февраль 2010 года для исследования своего внутреннего мира с помощью древних методик. Я никогда не чувствовала такой моментально возникшей общности и приятия к группе совершенно незнакомых мне людей. Как будто мы когда-то, в незапамятные времена, договорились встретиться и поработать вместе, и тут это случилось. Я испытываю радость и теплые чувства, когда вспоминаю нас, как группу.

Я, конечно же, не претендую на абсолютное знание и то, что приходило ко мне в моих опытах церемоний аяваски – это только моя личная интерпретация проносящегося потока информации.

У нас было три блока церемоний с разными шаманами. Разделяю эти встречи по именам шаманов.

Хорхе Гонсалес

Перу. «Посылка» из темного моря осознания.Сначала появились нити. Нити были цветные шерстяные, и, укладываясь ровными прядями, текли по потолку. Мне стало смешно. Вот, что имели в виду суфии под шерстью – суф. Шерсть мира, шерсть, из которой соткан мир! Понемногу они стали прозрачнее и сменились густыми узорами всех мыслимых оттенков голубого. Я попала во власть абстрактного. Узоры явственно сообщали мне что-то, но мои воспринимающие устройства не узнавали этого языка. Какая либо интерпретация отсутствовала. Так продолжалось довольно долгое время, пока нечто во мне производило настройку. И, вдруг, почти без перехода, меня вынесло в пространство всех, когда-либо подуманных мыслей, вплоть до нечленораздельных мммд — ааа и прочих междометий. Мыслей было бесчисленное количество, но было понятно, что только одна — две из них были ценны для меня и имели хоть какую-то свежесть. Одна или две за всю жизнь! Одну из них я увидела в образе небольшого огонечка, горящего внутри засохшего пня, и даже увидела день и обстоятельства, когда она ко мне пришла. Да, вот и весь сухой остаток интеллектуальной жизни…

Здесь скучно, решила я, и выбрала отправиться в другое место. Моим выбором оказался мир снов. Каждый сон, приснившийся мне в течение жизни, был здесь полностью доступен. Я была окружена окнами неправильной овальной формы. При желании я могла приближаться к этим окнам и заглядывать в свои приснившиеся когда-то сны. Можно было замедлить их скорость или уделить внимание деталям и событиям, которые ускользнули от меня, когда я видела эти сны. Некоторые сновиденья разворачивались в целые подробнейшие жизни и пространства, некоторые ограничивались невидимыми рамками окна. В один сон мне захотелось войти и посмотреть, а что же там было, за скалистым берегом реки, но меня властно вышвырнуло оттуда, и я поняла, что теряю энергию в поисках деталей. Что же это за состояние, что же я должна узнать? Узнать?!!

Узнать? Стоило мне задаться этим вопросом, и на меня обрушились тонны и терабайты визуальной и слуховой информации. Эта лавина была безличностна и огромна. Я почувствовала себя компьютером, в который закачивают информацию. В моей голове оказалась вся всемирная библиотека, написанная на неизвестном мне языке и единственное, что в ней отсутствовало, так это словарь, переводящий все это на человеческий язык. И что же мне со всем этим делать? Все заархивировано и запечатано, а расшифровкой можно заниматься всю оставшуюся жизнь. Ох, бедная моя голова! Голова пылала и плавилась. Я увидела свой мозг изнутри. Он переливался лилово-голубым с радужным подбивом, и сиял потусторонним цветом. Вообще-то, почему бедная голова? Я впервые осознала, каким невероятным сокровищем обладаем мы, люди. Этот совершенный инструмент мы используем как насос для перекачки из пустого в порожнее. Мы вовсе не по назначению пользуемся разумом. Питаемся тем, чем до нас уже много раз кто-то питался, и питаем этим других. И тут мне вдруг стало понятно, что вся человеческая информация доступна мне, доступна любому человеку. Все известное и пока неизвестное, но в принципе доступное для узнавания уже загружено в человека с момента его появления, как единицы осознания. Этим можно пользоваться! Это все наше! Это как библиотека за углом, в которую можно ходить, а можно и не ходить. Даже не это важно, а важно то, на какие микроскопические микроны каждый из нас может отодвинуть границы этого «в принципе узнаваемого».

В эту первую церемонию у Хорхе мне удалось приблизиться к первой границе человека как совершенного существа. Даже не совершенного, а просто полноценного. Телу было трудно, трудно с первого же глотка аяваски. Я сразу же начала умирать. Тело просто не выдерживало напора тех энергий, которые приходили. Мне было необходимо постоянно двигаться, дрожать и совершать монотонно повторяющиеся движения ногами и руками, чтобы удержаться на том уровне понимания и видения, который предлагался аяваской. Мне приходилось, ни на секунду не расслабляясь, совершать работу, чтобы видеть, воспринимать и при этом физически не умереть. В какой-то момент видения стали интенсивными, выше человеческого понимания интенсивности. В голове все защелкало и стало раздвигаться вовне, а лицо стало превращаться в пульсирующую размытую ментоловую маску. Что же это со мной? Тут я поняла, что мое тело в поисках дальних откровений стало играть в опасные игры. Оказывается, уже некоторое время я не дышу, по моим ощущениям минуты 3-4. Без всякого предупреждения мое дыхание прекратилось. Прекращение дыхания напрямую было связано с интенсивностью переживаний. Чем дольше я не дышала, тем точней были образы и мысли, и тем дальше я заглядывала. Тут я с ужасом почувствовала, что автоматическое дыхание мне более недоступно. О каждом вдохе и выдохе надо было думать и помнить. Помогало дышать шумно, потому что прекращение дыхания было слышно и его можно было заметить. Вот тебе и на… Шел, шел ежик, забыл, как дышать, и умер.

В обмен на ритуальную смерть ежика, я получила такие глубокие проникновения в океан бессознательного, что интенсивность стала непереносимой. Вот что такое дыхание! Это субстанция, которая связывает все со всем во вселенной. В частности связывает человека со всеми остальными живыми существами. Через дыхание можно получить любую нужную информацию и передать ее.

Интересная, в этом свете, штука курение – это декларация ложной информации о себе и нежелание получать информацию извне, без фильтрации через дым. В корне лежит желание контроля и просто страх перед миром, страх принять мир таким, какой он есть. Я засмеялась – моментально захотелось курить, но, слава богу, тело было просто не в состоянии шевельнуться. В силу плохих возможностей моего тела, оно использовало прекращение дыхания как инструмент для остановки обыденной, набившей оскомину человеческой «реальности», чтобы увидеть что-то, что лежит за этой завесой. Бедное, безрассудно смелое тело, решило умереть, но пробиться за завесу иллюзии этого мира. Использовало самый прямой и лобовой метод – умирание. Ну что же, видимо, мне доступно прорваться только так. Тренируюсь умирать с музыкой!

Я увидела свою смерть. Наверно я была не готова увидеть ее фактически, и поэтому увидела ее как некую личность. Личность была занимательнейшая. Это была похожая на божество женщина, с очень строгим лицом, выражающим некую эмоцию, которой нет в человеческом эквиваленте. Смесь нетерпения и полного спокойствия, при этом с вниманием, недоступным человеку. Череп ее был выбрит, а над головой висели две шапки, одна над другой, конусовидной формы, как у китайских крестьян. Как и полагается, она стояла у моего левого плеча и искоса посматривала на меня одним глазом. Одета она была в удивительной красоты одежды, всех оттенков радуги, с усиленным синим и черно-зеленым цветами. Она не двигалась и не приближалась, и поэтому я поняла, что пока не сейчас, еще нет. Потом возникла еще одна картинка-символ. Я плыла на спине в реке, вернее отплывала от берега, а вместе со мной, у моей головы, отплывали две черные книги. Понятно. Не хочу видеть, как произойдет моя смерть, и интерпретирую приходящую информацию как символические блоки.

По окончании процесса у меня состоялся интереснейший разговор с соратником по церемонии. Разговор был на уровне телепатических откровений, так как говорили мы об одном и том же, о том, что Сила дает человеку. Мысли можно было не формулировать, они совместно истекали и явственно смешивались, как краски. Мы вывели, что если энергия Е=мс2, то с2 можно трактовать как интенсивность, возрастающую с увеличением Е, приходящей энергией. И можно вывести странную величину м, массу воспринимающего существа, в идеале равную единице, когда Е равно просто с2. Энергия полностью равна интенсивности в момент полного перехода энергии в интенсивность. В момент смерти? Масса души?

Я никогда не относилась серьезно к идее о прошлых жизнях. Если я не помню их здесь, то опыт, пережитый когда-то, не влияет на опыт, который я получаю сейчас, в этом воплощении. На следующей церемонии, я оказалась поставленной перед фактом. Фактом было то, что прошлые жизни есть. Они оказались скорее не прошлыми, а параллельными. Все эти жизни проживаются одновременно и носитель один – тело, существующее сейчас у меня, и источник один – некая общая сущность, гораздо более мудрая и большая, чем моя личность. Больше всего это было похоже на многорукое существо, а личности, одну из которых представляю я, сродни перчаткам, надетым на эти руки.

Перу. «Посылка» из темного моря осознания.История картинки: я приехала с церемонии, зашла в ванную и бездумно уставилась на стенку, выложенную плиткой. И, совершенно отчетливо увидела существо, с грустью и терпением смотрящее на ползущую по его руке маленькую толстую женщину-русалку.

 

 

 

 

Времени в пространстве этой большей сущности не существует, и я оказалась неожиданно погруженной в бесчисленное и одновременное проживание всех этих жизней. Это было похоже на то, если бы мне в уши одновременно кричали тысячи голосов на разных языках разную информацию, которая стала сплетаться в единый смысл, в единый узор. В узоре стал прослеживаться единый ритм, повторы, похожие на припев песни. Внутренняя песня соединялась в узловых точках с песнями — икарос, которые пел в это время шаман, и я не умом, а всей сущностью прочувствовала единство всего живого, единые законы и ритмы мироздания для всего сущего. Больше всего это было похоже на понятие единой задаваемой ноты чем-то изначальным, а все вокруг, фальшивя и стараясь, вьется вокруг этой ноты, и высшая цель – точность, точность с которой может приблизиться к этой ноте каждое существо. И вселенные вспыхивают и угасают, пытаясь приблизиться к той, изначально кем-то задуманной точности, не боясь повторов и поражений. И параллельные жизни предстали в виде колебаний вокруг определенной оси мира, где предназначения исполняются, мира- камертона или образца. Так я впервые столкнулась с этим интереснейшим миром. Проход в него был через мир, в котором был один странный и раздражающий эффект. Все, что бы я ни делала в нем, и не думала, имело «предэхо», т.е. все действия сопровождались моментальным де жа вю, ощущением, что я это уже только что делала и только что думала. Я сделала вывод, что, скорее всего, время здесь течет в обратную сторону. А я, как воспринимающее существо, нахожусь в соединении этого мира и нашего, и их смыкание перемещается вместе со мной. Я имела возможность смотреть в обе стороны на откатывающееся время и на накатывающееся. Правда, недалеко, на несколько секунд в обе стороны. И именно из этого мира можно было взглянуть на мир-образец. В нем было все так, как изначально было задумано для человеческих существ. Человек не перестал там быть магическим и свободным существом. Там тоже происходили войны и конфликты, но в них было меньше самообмана, просто назревала эволюционная необходимость встряски, и те, кто считал должным в этом участвовать – участвовал. Каждый там с успехом или без, искал себя и воплощение своих, гораздо больших, чем в этом мире, возможностей. Но для меня там не было жизненности, все это было очень похоже на какую-то демо-версию, вот так должно было быть, как бы показывали мне.

Перу. «Посылка» из темного моря осознания.После этого я попала в неизвестное мне место. Голубой утес, со сглаженными боками, на нем ангар. Перед ангаром были сложены крупные корни, а за ними обрыв. Вокруг были горы и водопады. Это место послужило неким отправным пунктом, из которого у меня был выбор стартовать во всевозможные миры.

Путешествие продолжилось. Следующим был мир, в котором представлялась другая, механизированная и безличностная версия существования. Весь мир представлял собой большой биомеханический компьютер, а жизнь каждого существа была похожа на то, как если бы оно несло очень простую информацию 0 или 1. Мы представляли собой очень функциональные чипы, которые миллионами выстреливались из отправного механизма с заложенной информацией – ноль или один, и вся цель существования была быстро и без искажений доставить эту информацию принимающему механизму. И эти механизмы были малюсенькой частью бесконечно огромного биокомпьютера с множеством других непонятных функций. Эта версия навевала легкое отвращение и грусть. Цвет мира был сочетанием розоватого, оранжевого и серого. Все эти цвета были прозрачными и выглядели как живой пластик. Отработанный пластик растворялся и шел в повторное производство. Все было идеально отлажено. В этом мире идея о каком- либо развитии и свободе воли выглядела как вредоносная подсадка вируса в систему. Только 0 или 1! И ничего своего, надуманного, все это вредно для работы огромной машины, для работы программ.

Оглушенная механистичностью, на следующую церемонию я пришла с опаской, не продолжится ли повествование с того же места?

Хорхе очень строго проговаривал нечто, похожее на ритуальную молитву. Мне привиделось, что он выговаривает все это какому-то огромному существу, смеси кузнечика и дракона, которое приземлилось перед ним, в центр нашего круга, и оно внимательно слушает, захваченное силой его слов. Это существо отсутствовало в моем описании, поэтому я, в конце — концов, перестала на него таращиться и расслабилась.

Перу. «Посылка» из темного моря осознания.Я сидела в очень спокойном состоянии сознания. Мыслей почти не было. За моей спиной была стена, вполне себе материальная. И вдруг я почувствовала, как сзади беззвучно, но очень весомо, на коврик, на котором я сидела, мягко приземлилось тяжелое тело. Я перепугано подскочила! Ощущения были вполне тактильные. Я не видела это существо, но по тяжести и мягкости оно было похоже на большое кошачье. Ягуар! Тут существо начало проявляться. Это оказался не ягуар, но какое-то белое мохнатое, с удивительным черно-голубым узором на боках. Снежный барс? Что он делает в этих широтах и в моих видениях? Барс стал прогуливаться предо мной, и я поняла, что он тоже чему-то меня учит. Захотелось потянуться. Я потянулась всеми мельчайшими мышцами тела, и вдруг на меня снизошло Большое Кошачье Равнодушие. Это было удивительное ощущение! Ничто в мире не имело значения, ничто не было важным. Ощущение постоянного внутреннего смеха-урчания и полной свободы. Шея обрела удивительную подвижность, и я могла оглядываться вокруг на объемные 360 градусов, не прилагая к этому никаких усилий. Пальцы и ладони были тяжелые и мягкие, и я понимала, что в них сосредоточена невероятная сила. Некая сонливость и внутренняя улыбка. Тем не менее, энергия такого большого хищника была достаточно труднопереносимая, мне стало душно, легким нужен был совсем другой объем воздуха. Внезапно я обнаружила себя на улице, во дворе перед домом Хорхе. Скорость перемещения была удивительной. Было очень приятно закапываться босыми пальцами ног в теплую мягкую пыль. Барс исчез, оставив мне ощущение свободы и не всегда оправданной уверенности в себе хищника. Хищник живет сегодняшним днем, даже минутой, и не планирует ничего, только быстро и точно реагирует на проносящийся мимо поток событий, и эта свобода такая детская, такая вечная, потому что предполагает отсутствие понятия времени.

В центре нашего круга танцевал Костя. И Костя был уже не Костя, а какой-то неравномерно пульсирующий цветок. Людей в круге как по команде стало тошнить. Вокруг дома, где проходила церемония, происходило что-то невероятное. Мне слышалось глубокое рычание больших кошек, шум океанических волн и какое-то вовсе необъяснимое гудение. Да и вполне земные собаки, и какие-то сверчки как будто посходили с ума. Захотелось присоединиться, протанцевать новоприобретенную кошачесть. Тело потеряло большинство известных мне блоков и легко гнулось во все стороны. И удивительное спокойствие ума ощущалось как приятное тепло в голове.

Под утро в деревне стали петь петухи. Их было очень много, и каждый тянул свою уникальную, с повторяющейся ритмикой песню. Все это хоровое пение стало складываться в какую-то смутно знакомую песню, с отчетливо выделяемыми словами. Очень знакомую! Я когда-то слышала ее! Уцепившись за эту мысль, я вытянула наружу, что это. Таким образом, в детстве я слышала звук своего сердца. А раньше вероятно, слышала так звук сердца своей мамы, когда была зародышем. А та своей мамы и так глубже и глубже в даль времен, и все эти сердца пели и поют до сих пор, так же вместе, как поют цикады или волки, или петухи…

Я увидела неизвестную женщину, внимательно и пристально смотрящую на меня, волосы ее беззвучно развевались… Наверно, кто- то из моей стаи, отрешенно и без удивления подумала я.

Бенхамин

Перу. «Посылка» из темного моря осознания.Мы находились в пригороде города Пукальпа. Здесь жили индейцы Шипибо, поэтому все было предельно просто. Электричество было, но не работало из-за неоплаты счетов. Домики представляли собой плетеные сарайчики на сваях. Через каждые 100 метров в грунтовую дорогу были врыты бетонные кольца, представлявшие собой коварные ловушки для автомобилей. Дети и собаки невозмутимо сидели в пыли вдоль дорог. Субботняя дискотека призывно бухала вдали.

Мы уже второй час ждем шамана Бенхамина. Никто не ропщет и, кажется, с облегчением воспринимает временную передышку. А может он вообще не придет? И мы быстренько поедем в отель? Предательский страх заползает в душу.

Наконец он появляется. Выглядит он очень стареньким и немощным, его ведут под руки. И, кажется, что он как сквозь воду пробивается к нам, пересекает какие-то границы и это достаточно трудно. Не знаю почему, но мне этот образ кажется не соответствующим действительности. Я откуда-то знаю, что это силища, сравнимая с ураганом. Мое волнение неконтролируемо нарастает.

Прорываясь сквозь невидимые и видимые (в виде просящих родственников и соседей) границы, Бенхамин наконец-то попадает в дом, и сразу же, ничего не объясняя и не утруждая себя ритуальными действиями, наливает нам аяваску. Вернее вытряхивает в стакан, помогая себе огромным ногтем, так как она больше похожа на древесную кашу. Только его уверенность и расслабленность удерживает меня от желания потихонечку исчезнуть в темноте за дверью. С нами дети разнообразного возраста, родственники шамана. Старшая из них будет участвовать в церемонии. И грудной, через молоко матери. Мы в замечательной компании!

Сразу же происходит задирание планки восприятия. Сила прибивает меня к коврику, на котором я лежу и почти растворяюсь в нем. Происходит очень долгий период отсутствия всяких мыслей. Я наблюдаю за тем, как в нашем домике сгущаются цвета и начинают сиять и двигаться по своим внутренним законам. Бенхамин начинает петь и от его пения у меня ощущение, что он внутренне хохочет. Хохот шамана безотносителен и в то же время выражает тот уровень энергии, который нужен для того, чтобы вести нас туда и вернуть еще обратно!

Я отстраненно наблюдаю странное зрелище. Я вижу, как к шаману сверху подплывает нечто напоминающее шапку. Шапка очень сложна и похожа на приспособления с барельефов индейцев майя и прочих. Только она состоит из цветной и прозрачной субстанции. Она, шапка, медленно подплывает и встраивается в пространство над головой Бенхамина. И я понимаю, что личность шамана почти не имеет значения, важно только, имеет ли он или она доступ к Большому Шаману. И снисходит ли это состояние на него.

В пространстве стали проявляться еще какие-то личности. Помню одного, с шаманскими регалиями, который приплыл на своем маленьком островке и заинтересованно рассматривал нас. Я вспомнила, как мы в старших классах приходили кинуть взгляд на первоклашек, какие они, и у нас во взглядах была такая же заинтересованность.

Основным инструментом шаманской работы служит песня — икарос. Через песни можно получить доступ к Шапке, а затем лечить, давать знания или что-то другое, в зависимости от задач и темперамента шамана на земле. Песня дает определенную частоту, и мы входим в резонанс с ней, размягчаемся, становимся более легкими и имеем шанс увидеть что-то дальше своего носа, и получаем возможность качественных изменений.

Кроме плавающей в пространстве Шапки Шамана, я увидела еще несколько таких структур, медленно дефилирующих там же. Опознала я назначение только еще одной штуки. Это был Большой Фиолетовый Зонтик Вдохновения. Он был похож на огромную детскую карусель. К каждой спице было прикреплено нечто непонятного назначения и все это вибрировало и медленно кружилось. Конструкция была огромная, но вниз из всего этого спускалась только одна веревка с обтрепанным концом. Для подключения к Вдохновению надо было плотно схватиться за этот конец веревки и ждать. Дальше, при правильном схватывании, из этого зонтика, точно и направленно, начинали литься законченные мысли и идеи, которые можно было воплощать.

Я получила одолженное состояние Будды. Демонстрацию того, как быть совершенным существом, помнящим все свои воплощения, все свои действия и мысли в течение всех времен и осознающего себя цельным, со всем опытом и всеми возможностями. Началось все с того, как где-то там, в глубине вселенной или меня, что в тот момент было одно и то же, разверзся рог изобилия. Из него посыпались миры и возможности. Некий голос, как отличный торговый агент стал описывать возможности и задачи каждого из миров. Вот как прекрасно быть дельфином, они поддерживают жизнь Земли вот таким образом… А вот эти цветные существа живут чувством горения и воспламенения. А здесь можно быть всесильным магом, повелевающим стихиями и т.д. и т.п.! Оттого, что все это было очень насыщенно и одновременно, я вдруг поняла, что все это иллюзии, Мара. И вспомнила задачу, некое стремление. Отстань от меня, Мара! Мне вот туда, дальше, дальше! Там, где пустота и неизвестность, непознанное. Я напомнила себе муравья из советского мультика, который на все вопросы из внешнего мира говорил: «Мне домой, укушу!» И всеми силами стремился в свой муравейник, заставляя прочих насекомых подвозить себя поближе к нему. Иногда его везли в другую сторону, иногда скидывали, но он все-таки попал домой. Так же и я говорила: «Мне туда!» Что это за туда я не очень-то понимала, но залипать в прелестях миров мне не хотелось. Наконец Мара затих, и я устремилась к Свету. Вокруг была пустота. Ничего не происходило. И, вдруг, передо мной появилась железная табличка, прибитая к пустоте – Информация Невозможна. Именно не недоступна или еще какое-то слово, которое можно было бы трактовать как-то менее безнадежно, а именно НЕВОЗМОЖНА. Все, возможности меня как существа к пониманию и осознанию, заканчивались здесь. Далее – Информация Невозможна! А что делать? И я стала опускаться вниз, покачиваясь как лист, а меня стали утешать голоса, объясняющие, что у любого человеческого существа есть девять уровней развития. А я нахожусь где-то на пятом, и все что там было, бессмысленно для меня. Человек есть проекция человечества. А у человечества есть определенные законы развития. На определенных этапах у человечества включаются соответствующие этим этапам зоны мозга или энерготела. И акцент идет на нововключенные зоны, они как бы обкатываются и тренируются, а предыдущие зоны дремлют. А затем, по каким-то эволюционным законам, включаются группы зон. Затем опять по одной. И настанет момент, когда включится все. Но исторически до этого момента бесконечно далеко и нет никаких обещаний, что вообще человечество воплотится. Может быть, весь этот эксперимент свернется раньше, если мы не пройдем какую-то границу. А у человека современного есть всего лишь девять доступных ему уровней. Многие дети сейчас рождаются со всеми девятью включенными уровнями, так как человечество идет к одной из многих кульминационных точек своей эволюции, и у них не будет шанса и времени для медленного и естественного развития в течение человеческой жизни. Но как развить, так можно и закрыть эти включенные уровни. А что мне надо делать для включения, спросила я. Ну, два уровня можно включить путем приведения тела в нормальное состояние, данное изначально этому телу. А нахождение еще двух – это личная задача. «Ннн-даа, помогли», — подумала я.

Я лежала на коврике. Тело потихонечку превращалось в цветной пар. И вместе с тем становилось все тяжелее и расслабленней. Я отстраненно подумала, что если это будет усиливаться, то у меня сломаются все ребра, как у кита, выброшенного на берег. Как у меня может быть одновременно столько разных состояний? Во-первых, я не останавливаясь, машу руками, ногами и ползаю по коврику, как змея. С другой стороны, я лежу, не шевелясь и не дыша. И мое тело настолько расслаблено, что проваливается в пол. Что же из этого реальность? Я не пришла к однозначному выводу.

Перу. «Посылка» из темного моря осознания.Следующая церемония с Бенхамином проходила в индейской деревне, в полдне лодочного хода от Пукальпы. Наша группа плыла в деревню вместе с Бенхамином и его родственниками. Бенхамин ничем не был похож на того хохочущего и фонтанирующего цветными энергиями шамана, которого я видела в предыдущей ночной церемонии. Просто тихий старичок, сидевший на полочке-выступе лодки все девять часов плавания, в обнимку с купленной на рынке дубинкой табака – мапачо. Только когда он возвестил, что пора бы и поесть, я узнала силу и высоту его удивительно молодого голоса. Группа тихо отвисала в гамаках после предыдущей бессонной ночи.

Сельва неприступна даже у реки. Растительность невысокая, но все невероятно спутано, растет из воды и перемешано с птицами, крокодилами и пираньями. Вода царствует. Здесь удобнее быть дельфином, а не человеком.

На берегу нас встречали. К приставшей лодке бежали дети, женщины и старушки. Мы были слегка огорошены. Они все горячо обнимали нас, целовали и внимательно рассматривали, как рассматривают в деревнях приехавших на лето родственников – как подросли, изменились? И на ощупь они отличались от нас. Они были горячие и плотные, прямо пыхали жаром. Я сразу вспомнила, как приезжала в свою высокогорную грузинскую деревню, оторванную от мира. Там на меня налетали тетушки и бабушки, тискали, щипали за щеки и радостно трясли. И они тоже были очень горячие, и от них так же пахло солнцем. Закружилась голова от несоответствия места и состояния. Я чувствовала, что приехала к родственникам. Мне было неловко и уютно, как в детстве.

К вечерней церемонии мы подготовились. Майки с рукавами, литры противокомаринных жидкостей, одеяла, несмотря на жару. Количество комаров уже не раздражало, а просто изумляло! Эти противные существа проникали всюду, даже в видения и параллельные миры! На их счет у меня было откровение в предыдущих церемониях. Они мне помогали не умереть, и когда у меня окончательно прекращалось дыхание, обязательно прилетал комар и болезненно и заметно кусал за лицо или руку. Я начинала хлопать себя по голове и тут замечала, что опять не дышу, и начинала дышать снова. А еще я увидела комаров, как некий природный механизм, который что-то там поддерживает в природе, но для человека он служит конкретным «снимателем» неправильно текущих энергий. Причем делают они это посредством вот того самого противного писка, который они издают вибрацией своих крыльев. Они звуком поднимают энергию, заставляют ее сбиваться с проторенных тропинок и зацикленных кружений. Ну, а укусы – это уже плата за процесс. Таким образом, они поддерживают свою материальность, то есть питаются и выживают.

На церемонию пришли Бенхамин, его жена и еще несколько людей, кто-то в качестве поддерживающих шаманов, кто-то, просто желая принять участие в церемонии.

Жена Бенхамина оказалась та самая старушка, которая напомнила мне моих щипающихся бабушек и тетушек. Она пришла, легла на пол, и моментально захрапела. Бенхамин, тихо посмеиваясь, звал ее, она что-то отвечала, и моментально начинала снова храпеть. Ей вовсе не нужны были растения Силы, чтобы оказываться далеко за пределами реальности.

Церемония оказалась неожиданно мягкой для меня. Сначала мне захотелось петь, и я без стеснения и раздумий стала подпевать шаманам. Для того, что бы петь, надо было только открыть рот, и песня выливалась оттуда сама, и было непонятно, как можно вообще иначе дышать и существовать, как не с песней. Мы все вместе участвовали в чем-то, чему я не знала названия. Что мы делаем и для чего, я не знала. Так, наверно, поют цикады, они что-то делают с миром посредством своей песни, но каждой цикаде неизвестна конечная цель, есть только потребность петь, и дело вовсе не в брачных играх и привлечении самки.

Рядом со мной сидела Исабель, хозяйка дома, в котором мы жили. И мы с ней самозабвенно пели. При этом она раскачивала маленького Панчито в гамаке, и он тоже подпевал путем кряхтения и поплакивания. Все это сопровождалось моим параллельным нахождением совсем в другом месте и времени. Я сидела вместе с другими людьми у входа в большую пещеру. У нас горел костер, и даже не один. Охота сегодня была прекрасной, и мы сидели очень довольные и сытые. Внешне мы почти не отличались от современных людей, только не владели речью. Рядом, слева, что-то происходило. К этому наше племя относилось с опаской и недоверием. Там была другая пещера и люди. Мы их терпели, мы вообще были не агрессивны по природе. Смотря на тех людей современными глазами, я бы сказала, что они маскировались. Они были тоже голые и пыльные, но пыль их казалась искусственно нанесенной, и у них были чистые волосы, как будто мытые шампунем и расчесанные. Кроме того, когда они думали, что мы не слышим и не смотрим, они тихо и быстро ПЕРЕГОВАРИВАЛИСЬ! Они делали нечто таинственное в пещере, какие-то заключительные работы. Они придавали пещере естественный вид после того, как внесли в нее что-то и встроили. Снаружи горели факел и костер, но внутри пещеры было явно искусственное освещение. Я оказалась свидетелем версии внешнего толчка нашего развития? Но вот какой ценой, ценой этого девственного покоя, который испытывало наше племя? И ценой мудрого знания, без слов. Нам было хорошо, и не было никакого стимула к развитию. Все, что нам было нужно, мы знали, а что-то новое не стремились узнать. В эту церемонию передо мной первый раз встал вопрос нашей человеческой разделенности на части – древнюю и все знающую, и молодую, глупую и жестко набивающую себе шишки на каждом повороте.

Затем я перенеслась на несколько тысяч лет ближе к сегодняшнему дню.

Я закрыла глаза и оказалась в месте из детских снов. Так я видела мир, когда мне было лет шесть-восемь. Был бесконечный вечер. Оранжевым светом горели фонари. В воздухе было разлито ожидание. Освещение, какое бывает только во сне. Я была на улице. Наверное, это была я. Маленькая кругленькая девочка, увлекающаяся деталями и абсолютно самодостаточная. Вокруг было очень много детей, в основном девочки. Дети возбужденно шумели. Говорили, что в магазин привезли какие-то интересные штуки, и раздают их бесплатно. Тут пришла другая группа детей, и у них был пакет с какими-то деревянными музыкальными погремушками. Я узнала в них те самые шумелки — маракасы, которые продавали местные индейцы. Мы расхватали эти погремушки и не знали, что с ними делать. У меня неожиданно всплыл образ комнаты, запыленной и заброшенной, и он как-то был связан с этими погремушками. В этом мире не было взрослых, они вроде бы покинули нас, подготовив все, что бы мы выжили и развивались, подкидывая нам неявные подсказки, вроде этих погремушек. Мы побежали в эту комнату. В ней, в пыльных шкафах, мы обнаружили разноцветные тюбики. Это были краски. Некоторым детям надоело, и они убежали. Я и несколько других детей остались и стали использовать эти краски. Мы поняли, что если заполнять красками узор на погремушках, то погремушка становится очень красивой и приобретает другой звук. Когда я разрисовала свою погремушку, выяснилось, что она начала уникально действовать, как волшебная палочка, скрещенная с мощным оружием. Видение закончилось. Может, действительно, взрослые оставили нам какие-то инструменты и мы должны научиться их использовать? Функции, которые включаются при определенных обстоятельствах и внутренней работе?

Я решила выйти наружу. Небо было светящееся – белое от звезд. Со всех сторон сверкали зарницы. Комары по-прежнему кусались.

На следующий день мы вернулись в Пукальпу. Предстояла завершающая встреча с Бенхамином.

Я проснулась с утверждением, вполне законченным, но не моим. Мир, каким мы его удерживаем, равен жесткости собственного мнения. То есть, чем тверже наши убеждения и окончательней мнения, тем тверже та иллюзия, в которой мы пребываем. И ее очень трудно подвинуть куда-либо. Чем сильнее мы цепляемся за свои мнения, и чем уверенней мы в своих убеждениях, тем крепче мы засели в этом мире и тем меньше у нас шансов увидеть что-то еще.

Волнение нарастало. Вместе с тем нарастала расслабленность.

Бенхамин и его жена встретили нас. Мы расселись, раскладывая неизбежные атрибуты – тазики для тошноты, туалетную бумагу и фонарики так, чтобы не забыть, где что.

Перу. «Посылка» из темного моря осознания.Пространство начало увеличиваться. Я стала теряться в бесконечности. Меня настигло глобальное внутреннее молчание, и я привычно проверила дыхание. Так и есть, не дышу. Я забыла, кто я. Тишина. В голове уже привычно пощелкивало. Пауза. Опять не дышу, что ли? Тут стремительно стали происходить невозможные вещи. Я почувствовала, что мой мозг меняет свою конфигурацию. Из центра головы в сторону лба и в сторону затылка рванулось нечто. Нечто напоминало по виду светящуюся креветку, или сколопендру. Штука была очень сильная, и вытянула мою голову вперед и назад. Кроме того, она извивалась и искрила. Вслед за ней, поперек головы, от уха до уха развернулся веер. Все это шевелилось, двигалось и имело совершенно неизвестное назначение. В голове и позвоночнике отчетливо щелкало и разливалось нечто. Тут я почувствовала, что теперь окончательно умираю. Я восприняла это спокойно. И начала умирать. И, в этот момент, что-то изменилось. От моего позвоночника, вдоль шеи, стало что-то отклеиваться. Больше всего это было похоже на крупных клещей, которые, наевшись, отвалились. Ах, вот как! Эти штуки, не знаю, может энергетические паразиты, может просто чужеродный разум, который руководил мной всю жизнь, поняв, что я умираю, отправились искать срочно другое тело! Вот в чем смысл ритуальной смерти. Все нажитое умирает вместе со мной, в том числе то, что мешало и терзало меня всю жизнь. И если сумею вернуться, есть шанс вернуться без всего этого хлама. Достаточно долгое время прошло, а я все еще обладала этими странными атрибутами на голове и вдоль позвоночника. На что же это похоже? Это очень похоже на цветного попугая, на Ару! Я в этом виде была похожа на попугая с шевелящимся хохолком на голове и длинным красивым хвостом. И все это состояло из пылающего золотого света!

Бенхамин начал работу индивидуально, с каждым. Еще на предыдущей церемонии он проводил с нами ритуал, состоящий во вдувании энергии в важнейшие центры тела. Он брал нас за руки и вдувал в них и в макушку пары местного одеколона Агва Флорида. Тогда я была поражена, так как впервые в жизни, без преувеличений и натяжек почувствовала, что вдутая энергия ощутимо прошла горячим потоком через все тело, и особенно через сердце, и вышла через руки и ноги. Когда Бенхамин подул на руки, я почувствовала, как энергия зафиксировалась и осталась в них. В этот раз, когда Бенхамин подул мне на голову, у меня было чувство, что это обеззараживающий душ. На голове и шее защипали раны, которые были до этого умозрительны, от тех самых условных клещей, которые отвалились!

В эту третью церемонию, Бенхамин устроил очень подробную индивидуальную работу с нами. Он садился рядом с каждым и минут двадцать (а по внутренним ощущениям часа три-четыре или несколько жизней) пел лично каждому. Тут показала свою настоящую работу его жена. Потусторонним высоким голосом она пела совсем другую песню, в другом ритме, чем Бенхамин. Она была голосом оттуда, и Бенхамин и шел за ней, и звучал здесь, чтобы она имела маяк. Так они пели, переплетая разные мелодии и разные слова своих древних песен, и при этом их совместное звучание было удивительно цельным и невероятно сложным. Она бродила с нами в наших далеких высотах, ухватывала наши болезни и несчастья и шла с ними обратно, на зов Бенхамина, и тут их изрыгала со страшным клокотанием в горле и сжигала огнем трубки, которую постоянно курила. Я заметила еще одну интересную вещь. Бенхамин задействовал нас всех в помощи друг другу. Я это отчетливо почувствовала, когда оказалась участницей потусторонних событий с людьми в нашем круге, хотя за мгновение до этого не помнила об их существовании. Это было похоже на то, как если бы меня строго позвали и приказали держать некоторое время, вместе с другими, тяжелую кастрюлю с чем-то омерзительным и вредным, если в нее сунуться. Потом я услышала, что когда я испытываю это состояние, маленькие дети, родственники Бенхамина, начинают кашлять и капризничать, и поняла, что он и их привлекает, как бы давая им яд в гомеопатическом количестве, что бы они привыкали и становились сильнее. Он учил нас пропускать чужие болезни и горести через себя, при этом не травмируясь.

Бенхамин сел рядом со мной и продолжил свою бесконечную песню. Я тихо ему подвывала. Он пел, и перед моим внутренним взглядом стали разворачиваться неожиданные картины. Я была в мире, не скажу с уверенностью, что это было на этой земле. Мир состоял из вертикальных скал и осыпей под ними. Мы жили на этих скалах, и дети с раннего возраста учились лазить по этим неприступным осыпям. Я увидела, как двое маленьких детей, мальчик лет пяти и девочка постарше, застряли на осыпи над очередным обрывом. Я была этой девочкой, а Бенхамин маленьким мальчиком. Он повис, зацепившись руками, за маленький выступ, ниже места, где я находилась на метра полтора. Я, отчаянно крича, ползла вниз, что бы его покрепче перехватить. Наконец я доползла, схватила его за руку и потащила наверх. Я знала, что это мой брат.

Картина сменилась другой, в которой Бенхамин, уже постарше, лет двадцати пяти, что-то строго выговаривает мне. Я думаю: «Ну, брат, какой же ты зануда!» И вслушиваясь в то, что он мне говорит, я понимаю, что он настойчиво объясняет мне: «Ты помнишь, это уже было, ты всегда каждый раз забываешь свою задачу, ты всегда пытаешься увильнуть, как будто не помнишь ничего». И там же, в этом видении, показывает вложенное другое видение о других временах и мирах, где я женщина- шаманка и на меня возложена куча обязанностей. Я очень сильная, но действительно безответственная, и там Бенхамин опять мне выговаривает все то-же самое, и так сквозь время и пространство. Я была потрясена. Это было похоже на некий блок информации, которого до этого момента не было в моей памяти, и тут он стал доступен. Что же кроется еще в моей памяти? Вся история всего человечества? И вообще, что такое я в свете этой истории? И где же я реальна?

Мы приходили в себя. Многие уже сидели. Бенхамин и его жена продолжали интенсивно петь. Тут вдруг в дверь влетели две визжащие и дерущиеся сущности. Они с нереальной скоростью дали несколько кругов по дому и вылетели сквозь стенку между мной и моим соседом, с потусторонним визгом и рычанием. Что это, кошки? Это было настолько неожиданно, и не вписывалось ни в какие рамки реальности, что повисла пауза. А потом мы захохотали. И, смеясь, я поняла, что мы начали меняться, раз так реагируем на неизвестное.

Церемония заканчивалась. Люди потихонечку возвращались. И тут я стала свидетелем величественной и трогательной картины. Я увидела, что шаманы лечат не только нас, но и участвуют в держании своего участка мира. Земля как бы находилась в сетке. Сетка была сплетена, и в узлах находились колокольчики. И шаманы держали в руках эту сетку и звенели колокольчиками. Это необходимо было делать постоянно и самим выбирать нужный сейчас тон. Если какой-то шаман уходил или умирал, другие брали его звенящую часть на себя, пока не появлялся новый. Шаманов становилось все меньше, и в сети появлялись дыры и провисы.

Напоследок, в качестве бонус трека, Сила подарила мне еще одно откровение. Я поняла, что такое настоящая женщина. На меня вдруг нашло совершенно незнакомое состояние. Я была очень мягка и гибка. Кроме того, я видела очень много и все сразу. И то, что я видела, иногда пугало меня, иногда путало, потому что у меня не было того самого жесткого мнения насчет того, что я вижу. И я не пыталась интерпретировать это все, потому что приходящий поток событий и явлений был очень большой. У меня возник образ мотылька, который в стремлении к луне попадает в огонь костров и факелов, и, зная за собой это качество, на всякий случай шарахается от всего. Это состояние было как-то связано с особым положением глаз, и когда я обращала на это внимание, то состояние Женщины усиливалось. Оно было очень тонкое и трепетное, и вызывало улыбку.

Церемония закончилась. Я подошла попрощаться. Обняла Бенхамина. Он засмеялся и сказал на испанском: «Ну, что Эрманита (сестричка)?» Я отшатнулась, и улыбка сползла с моего лица, я ведь чуть не забыла! Я благополучно пыталась забыть все то, что он мне показал! «Спасибо, Эрманито (братец)», — ответила я.

Марсело

Перу. «Посылка» из темного моря осознания.Дон Марсело встретил нас у дома. Мы все по очереди обняли его и поздоровались. Дон Марсело ступал очень осторожно,так как если бы у него не было уверенности, что следующий его шаг не окажется шагом в пустоту. На ощупь он был очень легкий и хрупкий. Говорил он тихо, и часто задумывался и замолкал, находя наиболее точные ответы на вопросы, которые мы ему задавали. На первую церемонию у него оказалось недостаточно аяваски на наши непрошибаемые тела и мозги. Так думали мы, глядя на маленькую и неполную бутылочку. Дон Марсело долго держал незажженную сигарету, концентрируясь на предстоящем процессе. Затем он задумчиво высвистывал в эту сигарету, ритмично и просто. Потом он налил нам аяваски и наполнил для каждого стаканчик дымом этой сигареты.

Малое количество аяваски никак не повлияло на мой процесс. Все понеслось. Мы лежали в традиционной индейской хижине без стен, малоке. Сразу же изменились звуки. Снаружи хлопали крылья огромных птиц. Раздавались выстрелы. Кто-то охотится? Или это иллюзия?

Очень долго дона Марсело было не слышно и не видно. Потом раздался храп, иногда прерываемый его же специфическим посвистыванием. Похоже, он работает из сна.

Мир закручивался в спираль, все было очень интенсивно. Я с огромной скоростью скользила сквозь события и миры. Было очень душно, мне не хватало кислорода. Дыхание не помогало. У меня было ощущение, что я прорываюсь сквозь раскаленную мягкую мясорубку. Наконец я прорвалась. И тут я столкнулась с взглядом на себя со стороны. Вернее не на себя, потому что я привлекала свое внимание равноценно всему остальному, как одно из явлений. Я попала в прошлое. Я просматривала кучу значительных, и не очень, событий своей жизни. Но видела все это с удивительной точностью и отстраненностью, не через призму себя. И вот, что я обнаружила. Мы, люди, вообще не слышим друг друга. Мы всегда разговариваем только сами с собой. Я слышала, что мне говорили люди, и наконец-то понимала, что они действительно имели ввиду, а не то, что я думала, что они имели ввиду. Все было точно и кинематографично запечатлено в моей памяти, но смотрела я на все это со стороны. И видела, что слышала не людей, обращающихся ко мне, а свои домыслы и иллюзии. Я с удивлением думала: «Ах, вот, что она хотела! Ах, вот, что он имел ввиду! Ах, вот, в чем они меня убеждали, а на самом деле, хотели совсем другого!» Вся ложь и обманы слетели, как шелуха. Я понимала, наконец, людей напрямую, не через просеивание своей личностью. Это приносило удивительное удовлетворение, несмотря на некоторые неприятные открытия.

А еще я увидела, что все в мире буквально прошито подсказками и знаками. Я путешествовала по событиям своей жизни и видела, что во всем, от вывесок на домах, случайно услышанных словах, прочитанных книгах, уведенных фильмах, был глубинный смысл. И очень прямой, как будто кто-то всегда разговаривал со мной, отвечая на заданные вопросы и давая советы. Иногда это было похоже больше на красные флажки при охоте на волка. Сюда, иди сюда, и делай так! Иногда решение предлагалось рассмотреть и нарушить. Но всегда, в течение жизни, я была окружена своевременными подсказками и знаками! Я не смогла понять, видела ли я их, вернее видело ли их мое эго? Но то, что все эти подсказки и разговоры с миром были абсолютно доступны и понятны для моей объединенной личности и, кроме того, что она все помнит, это стало понятно только теперь. В любой дурацкой мелочи может крыться ответ на сокровенные вопросы. Мир разговаривает с нами. Иногда ведет жесткой рукой, иногда дает ошибаться. И можно научиться слышать его не только в состоянии повышенного осознания, но быть во внимании всегда.

Я понимала, что уже некоторое время слышу какое-то невнятное и очень быстрое бормотание в оба уха. Помедленней и погромче! Шепот и бормотание стали плотнее и, в конце концов, сформировались во фразу, которую кто-то громко и отчетливо кричал в мое ухо: «ВЕРЬ СЕБЕ, СМЕЙСЯ НАД СОБОЙ!» Вот это девиз! Мне очень понравился этот девиз, я почувствовала, что он для меня.

Пользуясь новоприобретенной проницательностью, я решила задать вопрос про значительную для меня личность, что он значит в моей жизни и верить ли мне в его знания, и в качестве ответа получила очередную картинку параллельной жизни. В этой жизни мы с ним были пиратами, на небольшой лодчонке. И пиратствовали даже не на море, а сети озер. Он был капитаном, и команда называла его «Эй, старик!» Я была юнгой женского пола на побегушках. Однажды он показал мне чудо. Он смеялся и махал руками, а вдоль его рук, следуя за взмахами, рождалось радужное сияние. Вот такой ответ. Многозначительный и запутанный.

Дальше пошел блок знаний, который я затрудняюсь перевести на человеческий язык. Я узнала, что все, что бы ни представил себе человек, уже существует. Поэтому, все мечты и страхи, все абстрактные идеи, что бы ни возникало в наших головах – это только отражения отражений.

Передо мной возник некий источник оранжевого сияния и пульсации. Я у этого источника училась. Чему – необъяснимо.

Я в очередной раз задала вопрос: «Что такое смерть?» И мне с ощущаемой готовностью что-то стало рассказывать, иллюстрируя картинками. После умирания у каждого существа есть момент, когда оно имеет возможность выбора. Существо может сразу рассеяться, что и делает 90 % живущих. Существо может присоединиться к чьей-то сильной иллюзии, например христианской, мусульманской или еще какой-нибудь. В таком состоянии мы можем пробыть достаточно долго, но затем все равно вступает в силу механизм, призывающий к себе. И затем происходит впитывание нас, как влаги. Мы когда-то испарились в материальность, но все равно выпадем обратно дождем, воссоединимся с целым, потеряв свою личность. Есть возможность для сильных людей создать свою иллюзию. Пребывание в иллюзиях может казаться вечностью, так как времени там нет. Но закон возврата нас, как энергии, к первоисточнику, все равно работает. Есть еще умозрительная возможность прорваться сквозь закон. Но там неизвестность и абсолютная непривязанность. Что там будет происходить, и будет ли – неизвестно. Но в каждом из нас заложено это стремление за границы, в непознаваемое.

Параллельно, отвечая на заданный вопрос о смерти, перед взглядом шли очень забавные картинки. Большая прачечная на берегу реки. Очередь из совершенно голых людей с белыми тюками с грязным бельем. Люди в смущении прикрываются этими тюками и стараются согнуться и спрятаться. Вот что такое смерть! Большая прачечная! Мы приходим сюда со своими заношенными одеждами и сдаем их в эту прачечную. Заношенные одежды – это наши личности, привычки и опыт. Тут их стирают и выдают следующим. И мы получаем свеже-стиранные, но уже кем-то ношеные личности и обстоятельства и отправляемся играть по предложенным правилам новых одежд.

Начался сезон дождей, который в этот раз задержался на месяц. Подъехав к дому дона Марсело, мы обнаружили, что все вокруг превратилось в небольшое озерцо, из которого на сваях торчат домики. Дон Марсело предложил посадить нас на неработающий мотоцикл с тележкой и дотолкать до дома, где происходила церемония. Мы с сомнением посмотрели на его маленькое щуплое тело и, засучив штаны, побрели к дому. Изменения в сельве происходят моментально. То, что раньше было лужайкой между домами, превратилось в озерцо, отовсюду шумела прибывающая вода.

Процесс для меня начался со знакомого ощущения прохода через жаркую душащую мясорубку. В этот раз я заметила, что пролетаю через что-то цветное, и это цветное пытается привлечь мое внимание, но я никак не могу замедлиться. Наконец, я с облегчением вдохнула воздух. Прорвалась. Как же меня раздражает этот вход! Ощущение, что в меня входит, в макушку, чудовищное количество энергии, и, проталкивая все на своем пути, проходит через все тело и выходит через ноги. И ничего с этим сделать нельзя. Если бороться, то все это будет происходить еще дольше. Просто отдаться и ждать. Я чувствовала себя как тюбик зубной пасты, который последовательно выдавливают. Кроме того, когда эта волна доходила до живота и половых органов, то у меня начиналось состояние, подобное оргазму, но оно продолжалось бесконечно и неконтролируемо долго. Кроме того, волны всегда было две. Мое раздражение нарастало и нарастало, и, вдруг, я переместилась в очередное нечеловеческое состояние. Я была неким существом, так обычно изображают индийских божеств. Скорее всего, я была Шивой. Но была я двуполой. Это существо возлежало на боку, и из его пальцев истекала прозрачная жидкость, что-то похожее на концепцию Марири, целебной субстанции, связанной с аяваской. Существо испытывало удивительный набор эмоций и ощущений. Я была одновременно в ярости и восторге. В диком раздражении и полном спокойствии. Во мне все бушевало, причем бушевало подконтрольно. Количество сил было неописуемым. Я могла пошевелить любой малой и до сих пор неизвестной мышцей тела. Глаза мои вытаращились, увеличившись, наверно, раза в два. Все во мне вибрировало от нечеловеческой ярости и радости.

Каждый раз, во время церемоний аяваски, во мне просыпались дополнительные органы чувств, например, некое ощущение у висков, которое позволяло мне ощущать вес предметов на расстоянии, ощущения вдоль позвоночника и под лопатками, которые давали мне нечто вроде эхолокации. Стоило сконцентрироваться на них, и можно было определять объем и местонахождение предметов сзади моей спины. По окончании церемонии все эти возможности угасали. Выключалось и расширенное осознание, которое позволяло мне точно и без спекуляций мыслить и вспоминать мельчайшие подробности моей жизни. И, конечно же, исчезала возможность видеть неизведанное, всевозможные миры и концепции. Я часто вспоминала рассказ Дэниела Киза « Цветы для Элджернона». Там рассказывалось о человеке с ограниченными возможностями, кажется дауне, над которым был проведен медицинский эксперимент, в результате которого он стал стремительно умнеть. Приводятся его дневники, в которых день ото дня описываются изменения его психики и вопросов, которые его начинают интересовать. В конце — концов, он становится гением. Его интересуют вопросы теоретической науки, и он открывает новые горизонты, кажется для математики. Но дело в том, что, дойдя до этих высот, процесс начинает откатываться обратно. И происходит регресс. В дневниках фиксируется, что он осознает этот регресс, и пытается успеть еще, что-то завершить в своих открытиях, что-то запомнить и зафиксировать. Но с каждым днем его начинают интересовать вопросы попроще, и он возвращается к исходному состоянию, и уже не грустит, потому что не помнит своего просветленного состояния и не помнит о его возможности. Единственный сухой остаток – у него есть потребность помнить Элджернона, мышь, над которой провели тот же опыт, и к которой он привязался. Но Элджернон умер, у мышей короткий век, и все что осталось – это потребность приносить цветы на могилку Элджернона. А я чувствовала себя после возвращения даже не как герой этого рассказа, а как мышь Элджернон. Что-то было, это было грандиозно, это было всеохватно! Но что это было и как это вернуть?

В следующей церемонии у меня создалось впечатление, что дон Марсело нас замедлил. Все происходило медленно, понятно, вполне с человеческой скоростью.

Перу. «Посылка» из темного моря осознания.Накатила волна. Опять появилось нечто цветное, где-то над головой. И тут я поняла, что это тоже некий мир, который я всегда проскакивала, и который у меня ассоциировался с невозможностью дышать и жаром. Это был мир очень забавных существ. Они подплывали сверху в чем-то похожем на гондолы. Делали они это достаточно медленно и плавно. В гондолах их сидело по несколько штук. Их особенность была в том, что они состояли как бы из затвердевших вибраций цвета и света. Кроме того, они были пустые внутри, как кувшины. У них были четыре лапки и вытянутые мордочки. И на их теле были большие отверстия у горла, на голове, на животе и там, где у четвероногих животных обычно бывает хвост. Они были молчаливы и доброжелательны и, конечно же, хотели мне что-то показать. Находиться в их мире было очень тяжело. Он был как бы сплюснут, и в нем мне приходилось пригибаться. Кроме того, там я затвердевала, как покойник. Я уже теряла сознание от своего затвердевания, когда до меня дошло, что они отчаянно мне показывают. Они показывали, как дышать в их мире. Надо было опустошиться изнутри, стать такой, как они. Я приняла эту идею, и мне сразу же стало легче. Внутри меня гулял ветер и со свистом выходил и входил в дыры в теле, которые у меня тут же обнаружились. Находились они там, где обычно изображают чакры. Было очень легко и свободно дышать таким образом.

Пока я радовалась, обнаружила, что я уже не нахожусь в этом месте, а вернулась вроде бы обратно, но что-то мне было незнакомо. Незнакомо было ощущение носа. Нос был вытянутый, и кончик его шевелился. И вроде на нем были светящиеся отростки- усы. Нос помогал определять направление. Но так как я не собиралась никуда физически идти, то нос повел меня в вынюхивание новых миров. Я в очередной раз смирилась, что опять покупаюсь на красоты. Я стремилась в непознаваемое, но меня подманивали неизвестным. Я побывала на экскурсии во многих красивых местах, побывала многими животными, и совсем неизвестными формами жизни. Увидела свою генетическую цепочку, которая выглядела как прозрачная крученая пуповина. Я висела наверху, и смотрела вниз, в прямом смысле в глубины времен. У меня не возникало мысли что-то изменить, хотя, как мне казалось, это было возможно. Там мне было интересно как исследователю, а что из всего этого получится? Не было личных интересов, и любой результат казался любопытным. В конце концов, я так устала, что стала засыпать прямо там, в далеких мирах. Дон Марсело каждый раз, когда я засыпала, с грохотом стучал ногой в пол, у моей головы, и я просыпалась. Тут я задумалась. Вообще-то, дон Марселло сидит справа от меня, метрах в трех. И даже не сидит, а лежит и спит. А кто же сидит за моей головой и стучит в пол?! Тоже дон Марсело. Его два. Ну и ладно, я так устала, что этот факт меня не очень волнует.

В конце церемонии дон Марсело подходит ко мне, и мнет мою голову. Ощущение у меня было именно такое. Голова размягчилась, как незрелый орех и продавливалась во всех направлениях. Было очень смешно, я все ожидала, что сейчас раздастся треск, и я увижу содержимое моего черепа. То же самое он проделал с грудной клеткой, в области сердца. Стало очень спокойно и хорошо.

Вода сошла, и мы побрели к машине.

Последняя церемония. Неужели в меня вместится еще что-то новое?

Началось все с того, что я по тропе дежавю — ушного мира опять попала в мир- камертон, и тут мне кто-то очень экспрессивно объяснял, как можно лечить любые человеческие болезни. Надо всего лишь ухватить душу человека и привести ее в этот мир, и он уж сам все сделает, настроит все правильно. Ухватить ее надо во сне. Всего лишь?! Как это делается, инструкций дано не было. Я попробовала на близком друге, сразу там же. Приехав в Москву, я опросила его, но никаких качественных изменений не пронаблюдала. Пока не получилось.

Затем я познакомилась с тремя женщинами. Они спросили меня, где же я так долго была? Потом мы общались и делились каким-то потусторонним опытом. Кто-то из них показал мне магические упражнения – пассы, лично мои. Пассы утверждения намерения и задавания вопросов во внутреннем молчании.

Перу. «Посылка» из темного моря осознания.В этот раз, в отличие от всех предыдущих, я почувствовала, что у меня хватит сил на восприятие трудных и страшных сторон бытия. Все предыдущие разы, когда мне хотели показать что-то однозначно трудное и страшное, я просила остановиться, говоря, что я не готова, не выдержу. Получалось договариваться. У меня было ощущение, что Сила терпит меня, как наглого ребенка, который просит только леденцы. В этот раз я не стала избегать поставленного передо мной факта. И оказалась перед концепцией о хищности нашей вселенной. Я увидела, что есть много сил, заинтересованных в хищении нашей энергии и, самое главное, энергии нашей Земли. Я увидела, что нас уже неоднократно посещали существа из других миров, которые были развиты гораздо больше нас, но были очень функциональны и не обременены нравственными и гуманистическими идеями. Похоже, они привили нам некоторые противоречивые стремления, которые заставляют нас развиваться медленно и стремиться к саморазрушению. Это и вредно и полезно для нас. Если мы выживем, мы многое поймем о всепроникающей любви и целесообразности мягкости и доброты, и станем сильнее. Но если выживем. Я увидела, что они деловито приближаются к Земле, как к личному винограднику ко времени сбора урожая. И поняла, что защитить нас как вид сможет только сама Земля, если мы будем ей нужны и будем встроены в ее большие планы. Я, в отчаянии, превратившись в ягуара, вцепилась когтями в Землю, которая была размером с мячик, и зашипела в сторону приближающихся сборщиков. На глаза наворачивались слезы. Могу ли я что-то сделать, что бы остановить их? После их прихода мы или исчезнем, или откатимся опять к пещерному сознанию. Они все обдерут и с нас, и с Земли! Я была готова сражаться насмерть, но знать бы как? Я зашипела, зажмурившись, и выплеснула в сторону предполагаемых захватчиков всю уверенность и ощущение силы, которая присуща ягуару. Мне было самой смешно – бедный котенок, шипящий на танк. Картинка стала рассеиваться. Мне стало легче.

Я огляделась по сторонам. Как близки мне стали эти люди, волею судеб оказавшиеся вместе со мной на этих церемониях. Спасибо всем вам, что вы оказались вместе со мной. Общение с вами было удивительным опытом близости и общности людей, которые пытаются открыть глаза, пытаются проснуться. Прочувствовав все это, я налегке отправилась в путь. Мне было легко, я была готова к заключительному аккорду знаний.

Дальше, как на последнем занятии перед экзаменом, повторение всего пройденного. Перед моими глазами пробежало все то, что узнала за эти двадцать дней. Тут я поняла, что сопровождаема чьим-то раздражающим присутствием. Как будто меня преследует пришитый ко мне справа сиамский близнец. И мы вместе смотрим, киваем головой, поворачиваемся и путешествуем. Я зафиксировала на нем свое раздраженное внимание. И тут же полностью перетекла в него. В нее! Господи, это же я, наконец-то, проснулась! Я оказалась на другой стороне себя. Сторона была древняя, все знающая, мудрая. Инертная. Не то что бы я была тяжелой и застывшей, но я была очень большой, очень старой, и знала слишком много. Во мне, старой, сосредоточились все те кусочки ощущений и эмоций, которые я испытывала в течение всех этих дней. И Ярость Божества, и Большое Кошачье Равнодушие, и Внутренняя Улыбка. И все те знания, которые я получила о смерти и жизни, все они были уже во мне, были мне известны и были моим достоянием. Все эти дни я путешествовала по себе, по той себе, которой все известно и которая вечна, которая связана с Землей, с планетой и планетарными масштабами времени. И Шапка Шамана и Фиолетовый Зонтик Вдохновения, и Крылья, которые я только что вспомнила, все это доступные концепции. И МЫ, и такие же, как Я, придумали сами свою левую часть мозга, нас, личности, потому что сами не умели желать и страдать, развиваясь. Личность – это инструмент развития, этакая маленькая гантелька или эспандер для группы функций большого Я, или материальный зонд для исследования различных зон развития. Я увидела, как Я большая тащит за руку меня маленькую и испытывает любовь и милосердие, как хороший родитель, и снисходительное терпение. А Я маленькая упираюсь, сопротивляюсь, задаю глупые и надуманные вопросы, как самоутверждающийся подросток, и в тайне думаю, что я умнее всех и мне доступны вершины мыслей. На что Я большая, с любовью и улыбкой, прислушиваюсь, и пытаюсь найти, хоть что-нибудь разумное и неожиданно свежее в этих рассуждениях. При этом не отпускаю руку, и непреклонно тащу себя — подростка дальше.

Перу. «Посылка» из темного моря осознания.Мы слились, на короткое мгновение или вечность, я стала одним целым. У меня не было мыслей и знакомых эмоций. У меня не было трактовок и интерпретаций. У меня не было меня. Но у меня было незнакомое качество врожденной и присущей мне Свободы. Я была в Свободе и самой Свободой. Ветер обдувал эту устремленность к свободе. Взгляд был сосредоточен на неведомых далях. Я была такой, какой должна была быть.

Церемония закончилась. Дон Марсело спросил нас, как мы себя чувствуем. Я ответила, что чувствую себя как школьница, с отличием окончившая первый класс. Он долго смеялся. Наверно, над моей претензией, что я уже школьница.

Постскриптум

Перу. «Посылка» из темного моря осознания.Джунгли вырубают. Джунгли уходят, и вместе с ними уходят шаманы, уходит древнее, мудрое знание. Мы остаемся одни.

Сельва похожа для меня на матку Земли. Из нее исторгаются тысячи форм жизненного разнообразия и вариантов пути развития живого. Мы, люди, пытаемся сделать Землю бесплодной. Я уверенна, что она не потерпит этого. Невозможно бездумно отрезать от себя куски тела, и при этом надеяться выжить. Если мы не повзрослеем, мы не останемся в этой экосистеме. Нас просто выселят, без права возврата. И мы погибнем, как вид.

На последней сессии у дона Марсело мы спросили, что он думает по поводу разнообразных катаклизмов на Земле и пророчеств о 2012 годе? Он слегка удивился и сказал, что с Землей ничего не случится, она выживет. Но он ничего не сказал, про то, выживет ли человечество. Как получится, решит Земля.

 

-= 2010 =-

Комментариев нет
Комментариев пока нет, будьте первым.

Добавить комментарий

*
*

Присоединяйтесь к нашим магическим путешествиям!

Команда NeteSamaRao