RU

Путешествие в неизвестное. Часть 2. Бенхамин

Впечатления от первой поездки в Перу в феврале 2010 года. Церемонии с шаманом племени шипибо Бенхамином Мауа Очавано и его женой Антонией, в Пукальпе.

   «… Разуму здесь нет места. Все это слишком пугающе и беспредельно. Лучше пусть сожмется и уйдет куда-нибудь в укромный уголок меня-вселенной. Еще дальше, еще глубже несет икарос…»

   Лео Пинонсой

Путешествие в неизвестное. Часть 2. БенхаминПукальпа находится всего в часе полета от Лимы. Но не стоит думать, что это близко от столицы Перу. Если решиться добраться сюда на автобусе, то путешествие займет 25-30 часов дороги. Такую вот разницу создают высокогорные Анды. Это совсем другой мир. Пукальпа расположена в центре амазонских джунглей на берегу реки Укаяли, одного из главных притоков Амазонки. Город жарко принимает нас. И также горячо приветствует нас Кати, дочь шамана, двоюродная племянница Бенхамина, нашего следующего проводника в неизведанное. Они оба родом из племени шипибо, коренного индейского населения этой части Амазонии. По дороге в отель замечаю университетскую ограду, расписанную в оригинальных узорах шипибо. А вот другой забор, весь в сценах из жизни индейцев, картин быта и ритуальных церемоний. Да, здесь следы культуры индейцев шипибо-конибо и ашанинга видны повсюду. Повсюду лавки с сувенирами и разнообразной индейской атрибутикой. Повсюду снуют женщины шипибо в национальных одеждах, расшитых все в те же узоры, и продающие незатейливые украшения и расшитые юбки-платки. Даже центральная стела на набережной реки украшена витражами с изображениями шаманов и мифических русалок, анаконд, розовых дельфинов.

Вскоре после приезда мы едем в дом местного художника Пабло Амаринго. Он был шаманом, а впоследствии стал рисовать, изображая свой ритуальный опыт в необычных картинах. Я увидел его картины год назад в репродукциях книги «Сверхъестественное», американского антрополога  Грэма Хенкока и был поражен их силой и красотой. Несколько лет назад он стал известен и даже выставлялся в галереях в США. К моему громадному сожалению, он умер в ноябре прошлого года, и я так и не смог познакомиться с ним лично. Осталось только его видение, опыт, подаренный аяваской и запечатленный маслом на холсте. Очень хотелось увидеть их в оригинале, подышать ими, проникнуться опытом Пабло. Но нас весьма прохладно встретили его родственники. Картины показать отказались, видимо боятся их порчи. Они рассчитывают, что после смерти их именитого родственника картины взлетят в цене. Предложили посмотреть постеры и открытки. Ну что же, и на этом спасибо.Но как только вынесли постеры, все разочарование улетучилось.

Путешествие в неизвестное. Часть 2. Бенхамин Да, вот оно! Все также и совсем по-другому, чем у каждого из нас. Но, несомненно, даже копии несут силу и вводят нас в слегка измененное состояние. Удивительно, но многое из виденного и пережитого мы увидели изображенным на постерах: это змеи разных размеров, ягуар, попугаи, изображения сущностей и мифологических существ, таких как человек-ягуар или человек-крокодил. Мы купили несколько постеров и открыток, и тогда родственники художника расслабились и стали дружелюбнее. Ну а после рассказа, что я тоже художник, и просто должен увидеть оригиналы, хозяева торжественно вынесли некоторые из них. Замечательно, что сильнее всего берут за живое не сами персонажи и сюжеты, а вся композиция в целом, плотность рисунка, подобная узорам измененных состояний. Сюжеты пересекаются и перетекают один в другой и не имеют логичной последовательности, также дело состоит и в измененных состояниях. Пабло удалось вместить громадный опыт восприятия неизвестного на полотно, сохранив состояние иррационального, но, тем не менее, реального энергетического мира.

Ночь, завтра церемония с Бенхамином. Сижу на кровати и разглядываю картину Пабло Амаринго «Могущество Змей». Приходят вопросы и мысли. Что же нужно сделать или наоборот, что перестать делать, чтобы пройти дальше сквозь покрывало узоров, скрывающих, подобно театральному занавесу, магический мир? Как отпустить себя, позволив силе аяваски нести сознание вглубь и за пределы известного? Возможно, опыт телесной смерти позволяет сознанию отделиться от тела, разрушить стандартное представление о себе, как о теле. Дальнейший же опыт умирания себя, как личности, позволяет отказаться и от других шаблонов восприятия, прочно загораживающих от нас реальный и изменчивый мир. Если идти дальше, то следующим препятствием на пути к чистому восприятию стоит сам разум, его ограниченность. Точнее та часть разума, которую мы привычно называем умом, и на которую возлагаем ответственность за процесс мышления. «Я мыслю, значит существую?». После нескольких церемоний знаменитое Декартовское изречение перестало быть догмой, в нем для меня появился знак вопроса. Действительно ли мышление определяет существование меня как сознания. Откуда в нас приходят мысли? Я думаю свои мысли, или мысли думают меня, гоняя сознание по замкнутому кругу шаблонов и догм. И если сознание и мысли не одно и то же, и что тогда сознание? И откуда в нас берутся мысли? Я подхожу к следующему этапу, отказа от себя, как от разумного и мыслящего. Страшно и трудно позволить себе в церемонии умереть в разуме. Что тогда останется, чем я буду воспринимать? Я помню, что отсутствие возможности интерпретировать нисколько не мешало мне воспринимать происходящее внутри и вовне меня. Наоборот, именно оценка и сравнение, выщелкивали меня из происходящего, замыкая на уже пройденном и увиденном, и отрезая от происходящего сейчас, в текущее мгновение. А память? Чем я помню? Ведь то, что принято считать памятью, это – часто просто сравнение нового опыта с перечнем пережитого, откалиброванным по времени. Но то, что я воспринял, должно укладываться в некие рамки, обозначенные разумом и тщательно оберегаемые. Вспоминаю ли я в обычной жизни вещи и события, которые не могли бы быть с точки зрения ума и линейного времени? Нет, им нет места, внутренний контролер удаляет их в мусорную корзину, даже не допуская на рассмотрение. А что, если сам этот контроллер отправить в корзину или на время отключить. И тут же страх, лукаво подброшенный умом: «А вдруг я удалю свою разумную составляющую навсегда, и не смогу вернуться к нормальному образу себя? Где гарантии». Да, гарантий нет никаких. Есть только риск, любопытство и страх. Есть что-то внутри, иррационально зовущее вперед, в неизвестное…

4-я церемония

Нас привезли на городскую окраину, в район, где живут коренные индейцы шипибо. Ни света, ни нормальной дороги. Весьма странно на этом фоне смотрится наш черный сверкающий минивэн. Перед нами старая лачуга, во всяком случае, такой кажется эта постройка в темноте. Пол и крыша, стены из кое-как сколоченных досок, стекол в окнах нет, только антимоскитная сетка. Хотя она не очень помогает, москиты пробираются через щели в полу и стенах. Располагаемся, подсвечивая себе фонариками. В нескольких сантиметрах над головой прошуршал громадный паук. Мы долго ждем шамана. Лежу в тишине, сосредотачиваюсь и готовлюсь к церемонии. Но спокойствие никак не приходит. Волнение бродит по телу, появляются симптомы, как если бы я уже принял аяваску, — тошнота, спазмы в животе. Как ни странно, знакомые ощущения приводят меня в состояние отрешенности. Мне стало все равно, почему опаздывает шаман, придет ли он вообще. Лежу, созерцаю темноту, слушаю цикад. Но вот, наконец, Бенхамин приехал. Видимо, он очень стар или устал, ему помогают подняться в дом. Шаман первобытной наружности, со странным черепом древних божеств. Как мне уже потом рассказали, он один из последних потомственных шаманов, которому еще в детстве привязывали ко лбу дощечку. В результате, у него плоский и покатый лоб и конусовидный череп, вытянутый к макушке. Либо это делали для того, чтобы освободить место и стимулировать рост определенных областей мозга, необходимых в работе целителя, либо в подражание изображениям древних богов. Или и то и другое. Бенхамин сел, пробормотав приветствие, и не вдаваясь в церемонии, достал аяваску. А она с дороги забродила и стала пузыриться через приоткрытое горлышко бурой пеной. «Какая будет аяваска, будет ли она крепкой?», — задавались мы вопросом перед церемонией. «Да, аяваска крепкая, очень крепкая», — мрачно прозвучал чей-то голос в тишине. Не особо церемонясь, Бенхамин слил пену в тазик для рвоты, выковырял что-то из горлышка, и залил все обратно в бутылку. Все просто и буднично. Я принял свою порцию, почти полный стаканчик и попытался проглотить. Что это? Это уже и не жидкость вовсе, а какая-то древесная каша, которую я в несколько глотков с трудом протолкнул внутрь себя. Вкус чудовищный, и в то же время уже знакомый. Как это не похоже на праздничные церемонии у Хорхе. Похоже, детский сад закончился, начинается серьезная работа. Это стало ясно сразу, ведь, несмотря на все, от шамана веяло большой силой и уверенностью. Казалось, он проводил такие церемонии всегда. Все, прочь мысли и сравнения, я в начале путешествия…

Тишина, сопение, зевки. Долго ничего не происходит. Очень хочется спать, из всех сил сдерживаюсь, чтобы остаться во внимании и не поплыть в сон. В какой-то момент понимаю, что не могу пошевелиться, я сплю очень глубоко, и при этом осознаю себя. В теле стали разгораться центры, о которых я знал ранее, но не чувствовал их. В районе яремной ямки и кадыка образовалось нечто круглое и пульсирующее. Где-то сзади, в районе седьмого шейного позвонка запульсировало в ответ на горячие прикосновения. В области пупка что-то сладостно скручивается и разгорается жаром. И опять непонятно, чего больше в этих ощущениях, боли или удовольствия. И понеслось. Я уговаривал себя, — «Иди дальше, иди вглубь». Боль меня останавливала, но я растворял ее в себе, или себя в ней, и шел дальше. Темп икарос нарастает, Бенхамин перестал зевать, спать уже не хочется. Да ведь я уже сплю, а может, вообще, всегда спал, а теперь, наоборот просыпаюсь. Постепенно боль ушла, забрав с собой мое тело, открывая пустоту, заполненную пульсацией и узорами. Они действительно выглядят так, как изображают здесь повсюду, на заборах, на стенах домов, в орнаменте национальной одежды. Темнота расписана белым переплетением узоров шипибо. Постепенно в узлах переплетений стали вспыхивать цвета. Появилась глубина. Зрелище захватывает внимание целиком, и ведет за собой. Я иду за ним, оставляя память о своем теле, о том, что я человек. Вместо головы вытянутый конус, в котором слоями плавают лепестки роз, пылая холодным красно-розовым огнем. И это больно, а может просто очень необычно. Я стараюсь не пугаться, следовать своим ощущениям. От верха конуса расходится веер и распускается вдоль по позвоночнику фиолетово-розовым сиянием. Ага, про позвоночник вспомнил, а где все остальное? Не знаю. Дальше, дальше, иди глубже. Страшно потерять последнее понятие о своей целостности и самости, но пустота властно зовет. И нет сил и желания ей противиться…

Путешествие в неизвестное. Часть 2. БенхаминУшел еще глубже. Понимаю, что будто вывернулся наизнанку и созерцаю внутри себя вселенную. Она многомерна и неописуема. И великолепна. А в центре всего звенит голос Бенхамина. Ощущаю присутствие в себе каких-то существ, похожих на изображения то ли ангелов, то ли древних божеств. Гигантский крокодил, словно вытесанный из дерева, но, тем не менее, живой, лежит, сияющий темным маревом, провозглашая собой некий принцип или закон. Мне он понятен, но смысл этого закона целесообразен только в той вселенной, в которую я заглянул. И через несколько мгновений я забываю только что понятое, увлеченный новым восприятием. Крик младенца прорывается внутрь моего пузыря восприятия, вовлекая за собой лай собак и шум мотоциклов. Я воспринимаю их целиком собою, при этом кажется, что они раздаются где-то в глубине меня-сферы. Краешком сознания я понимаю, что это звуки снаружи, но потом эта «наружность» оказывается затерянной внутри меня, среди многих других центров, которые я могу воспринимать одновременно. Затем я выворачиваюсь обратно, и теперь я внешней поверхностью своего кокона воспринимаю звуки окружающего меня мира, а внутренней – невообразимый космос. А затем восприятие обратно поворачивается, и теперь космос снаружи, а окружающее внутри. И ритм смен синхронизируется с песней шамана. Разуму здесь нет места. Все это слишком пугающе и беспредельно. Лучше пусть сожмется и уйдет куда-нибудь в укромный уголок меня-вселенной. Еще дальше, еще глубже несет-зовет икарос…

Ко мне прикоснулись и трясут. Долго не могу понять, какую часть меня трясут и что значит: «Лео, вставай!». Вдруг, одним рывком оказываюсь в сидячем положении. Передо мной Бенхамин. Правда, больше он похож на неандертальца, и как-то странно искажен. Бенхамин притягивает мою голову и вдувает воздух в макушку. Горячий ветер проносится сквозь мои вселенные, внося в них порядок и направление. Запах дешевого и крепкого одеколона «Agua Florida» — прекрасный маяк для того, чтобы не утонуть и не заблудиться в неизвестном. Этакая точка возврата, запаховый ключ.

Шаман умолк, но мое путешествие в полном разгаре. Не знаю, сколько времени я летал, будто ракета, разгоняемая песнями, и, наконец, поплывшая в бесконечном космосе. Где-то там на моем лице капельки пота, смешавшиеся с запахом одеколона, дают уверенность, что я еще есть. И я могу воспринимать несущийся на меня поток…

Ко мне опять прикасается кто-то, наверное, Сана, простукивает одеревеневшее тело. Но оно мертво и никак не реагирует. Я даже не могу понять, какую часть тела трогают. А при этом, внутри-снаружи, неизвестные мне органы чувств воспринимают бушующий напор чего-то неописуемого. И я кричу внутри себя: «Что это?! Как это все понимать?! Что все это значит?!» Никаких ответов, чистое восприятие, многократно, в миллионы раз превосходящее обычное. И нет этому никакого объяснения и описания.

Не могу вернуться. Все уже начинают собираться, сворачивать матрасы. А я лежу пластом, мысли рассыпаются, как бы меня не закатали вместе с матрасом. Полное безразличие и апатия, тело почти ничего не чувствует. Но когда я слышу точную команду «Вставай!», то легко встаю. Могу теперь стоять. Мне говорят, надо идти к машине. «Надо» − хорошее, действенное слово. Иду. Слышу «Стой, жди» − стою и жду. Ногами я почти не чувствую землю, что мне не мешает стоять. Почти вертикально. Интересно перемещаться в пространстве, реагируя на простые и точные команды. Сам себе говорю: «Сядь», и тут же сажусь. Безразлично, сидеть или стоять, я готов зависнуть в любом положении. Эмоций нет, больше похоже на шок от пережитого. И если бы не дурнота, было бы даже вполне комфортно. Но как-то неудобно блевать прямо на крыльцо дома. Заставил облегчиться себя уже в отеле. Какой-то древесной пыльцой. И то, в основном для того, чтобы вернуть себе хоть какую-то телесную чувствительность. С этой же целью засунул себя в душ. Кажется, будто это некто иной, отрешенный, возится с моим телом. Заваливаюсь в постель и песни Бенхамина с новой силой вспыхнули у меня в голове. Похоже, церемония продолжается…

Путешествие в Паоян

Путешествие в неизвестное. Часть 2. БенхаминТяжело вставать буквально часа через три. Катком раздавленное тело, почти не подчиняется. Любые, самые простые мысли вызывают замешательство и ступор. А нам надо собраться, закупиться едой на двое суток и отплывать на лодке. Восемь утра. Набережная, деловито снующие индейцы. И невозможная жара, уже в такую рань. Мозги, и без того мягкие, плавятся на солнцепеке. Совершенно не понимаю, как можно что-то соображать и закупаться продуктами на рынке. Хорошо, что ребята поняли мое состояние, и поручили мне «благородную» задачу – следить за багажом и быть рядом с женщинами. Сижу на корточках, оперевшись о машину, и тупо смотрю на букашку, ползущую у меня под ногами. Вспоминаю вчерашнее. Если давать себе простые и ясные команды, то гораздо легче функционировать. «Бери рюкзаки и подтаскивай их поближе к лодке» — приказываю я себе. Получается. Можно еще и продукты так перетащить. Постепенно загружаемся в лодку. Но гораздо легче, если кто-то другой мне говорит, что делать. «Развесь гамаки по лодке, ты же умеешь это делать», — говорит мне Сана. Да, я это умел, можно попробовать. Постепенно гамак за гамаком, вовлекаюсь в эту деятельность. А тут и ребята стали помогать. И вот мы уже в гамаках, лодка отчаливает, набирает скорость. Портовая суета и шум отдаляются, появляется прохладный речной ветерок, гамак ритмично раскачивается. Мы мгновенно засыпаем.

Путешествие в неизвестное. Часть 2. БенхаминК жизни и бодрствованию возвращают самые простые вещи. Правда, в лодке их сделать совсем не просто. Свешиваться за борт, на глазах у всех, чтобы облегчиться, непросто. В данном состоянии это просто невозможно, легче вывалиться за борт. Хотя несколько горстей прохладной воды приводят в себя. О, оказывается, у нас есть очень приличный закуток, предусмотрительно отгороженный покрывалом от глаз. А там такой знакомый и уже родной по церемониям тазик. Молодцы девушки! Они очень нужны, чтобы создавать комфорт и красоту вокруг. На что еще могут пригодиться женщины, я пока плохо себе представлял. Еда, питье, простые, жизненно функциональные вещи, постепенно собирают тело и сознание в одно время и одно место. Я на лодке, раскачиваюсь в гамаке. Вокруг красотища. Великая река Укаяли, то расширяется в своих берегах до нескольких сотен метров, то разбивается на несколько проток. Вода бурая и прохладная. Здорово опустить руку в набегающий поток и вбирать в себя силу и прохладу реки. Правда, уже через несколько минут, небольшой участок кожи руки, не защищенный от солнца, начинает нещадно жечь. Полуденное тропическое солнце беспощадно. Вокруг по берегам тянутся бесконечные джунгли.

Вспоминаю, как в Москве, за неделю до отлета в Перу, видел по интернету видео о путешественниках в Перу. Ребята плыли в лодке по реке, и в камере были отрешенные и утомленные лица парня и девушки. «Тяжело же им, наверное, было», подумали мы тогда, глядя на них. Теперь мне понятнее их выражение лиц. Я лежал без мыслей. Пространство и время просто протекали сквозь окна моих пустых глазниц.

Только ближе к вечеру, во время первой и последней остановки на берегу, мне вернулось желание обычной деятельности. Может в реке и есть пираньи или крокодилы, но мне наплевать. Я прыгнул с лодки в освежающую прохладу реки. Да, жизнь налаживается. Тело мое чувствует себя очень даже хорошо. Чего нельзя сказать о моем уме. Голова пуста. В голову не приходят почти никакие мысли. Разум, до сих пор не оправившись от пережитого вчера на церемонии, тихо притаился где-то в углу, и лишь функционально обслуживает потребности моего организма. Попытки порассуждать, как-то осмыслить свой вчерашний опыт закончились, так и начавшись. «Крышка» моя сидит на месте крепко, но вот содержимое моего «чайника» куда-то удалилось и пока не желает возвращаться.

Путешествие в неизвестное. Часть 2. БенхаминЧасам к пяти мы сворачиваем в не очень широкую лагуну и причаливаем к месту назначения. Деревня Паоян, место поселения коренных индейцев племени шипибо, родина Бенхамина. Нас встречают очень тепло и радушно. Толпа людей всех возрастов окружила нас, обнимает и целует всех подряд. Я смущен таким приветствием, силюсь выдавить приветственную улыбку. Местные непривычно горячи на ощупь, глаза светятся здоровьем, тела пышут силой, у всех, без исключения, и у взрослых, и у детей, и у стариков.

 

Исабель – жена шамана, радушная и очень добрая женщина, радостно, вместе со своими пятью детьми, встретила и разместила нас.

Мы быстро расположились по своим углам, растянули москитные сетки, и пошли обратно на реку. Здесь река – это все, и место для развлечений детворы, и душевая, и прачечная. Она же дает рыбу и воду. Мы мгновенно взмокли на предзакатной жаре и с радостью окунулись в реку. А буквально через тридцать минут стало стремительно темнеть, и на реку опустился волшебный закат.

Путешествие в неизвестное. Часть 2. БенхаминМы заворожено любовались этим зрелищем. Правда, недолго. Москиты дали нам минут двадцать безмятежного созерцания, а затем быстро погнали нас домой на ужин. Как выяснилось, ужин ожидал не только нас. Мы сами тоже были ужином. Москитов у дома оказалось еще больше, чем у реки. И ничем от них не спасешься, репелленты их не особо пугают. Спасает только одежда с длинными рукавами и джинсы. Но вокруг такая жара, что все время стоишь перед выбором, быть съеденным москитами, или вспотеть и чуть позже опять-таки быть съеденным. Вот так здесь все гармонично устроено – ты ешь, и тебя едят. Дом весь в щелях, в москитных сетках прорехи, ничего от них не спасает. Мы выбрались наружу, и не пожалели. Все небо усыпано громадными звездами. Ни единого облачка, хоть и обещан был сезон дождей. Что-то цепляет, очень глубоко, когда впервые видишь незнакомое звездное небо южного полушария. Много незнакомых созвездий, все не так, не на своих привычных местах. Радостно цепляюсь взором за знакомые очертания Пояса Ориона. Сириус сверкает почти в зените. На такой замечательной и красивой ноте завершается наш бесконечный день. Завтра знакомство с местной природой и церемония.

Так легко вставать здесь рано. В доме шамана Панчо, наверняка, собрано много силы. Мы встали отдохнувшими, легкими, и готовые к новым впечатлениям. Предстоит прогулка на лодке в лагуну и, возможно, знакомство с местными речными розовыми дельфинами. Мы поплыли по узкой протоке, задевая бортами и крышей лодки тростники и пальмы. Каждый раз, после такого, впритирочку прохода, на нас обрушивался водопад муравьев и жучков. Спасала крыша, на которую многие из нас и выбрались.

Чувствую себя попавшим в телепередачу канала «Дискавери». Очень интересно приспособились здесь к лодкам орлы. Зная, что шум мотора будет вспугивать мелких птиц, они летят на бреющем полете, несколько впереди лодки, в надежде перехватить испуганную живность. И небезуспешно. К сожалению, в этот раз дельфины не заинтересовались белыми людьми, прыгающими и плавающими в лагуне. Но зато мы вдоволь напрыгались и искупались. И тогда, видя, что плотное знакомство с местной фауной отложилось, Костя, наш проводник, стал нам перечислять разнообразные формы жизни, встречающиеся здесь. Список внушительный – это и анаконды, достигающие восемнадцати метров в длину, и крокодилы, немногим им уступающие, и четырехметровые выдры. Естественно, пираньи. А еще маленькие такие рыбешки, которые норовят заплыть в урину или в анус, и там, напившись крови, застревают. Это очень больно и вынуть их можно только хирургическим путем. Мы все это слушаем уже в лодке, а Костя лениво подгребая руками, продолжает вещать.

— А где все это водится, спрашиваем его.
— Да вот здесь, прямо, вокруг.
— А что же ты не рассказал нам об этом заранее? – изумляемся мы
— Да, неохота было плавать в одиночку, — со смехом отвечает Костя.
— Как же насчет этих маленьких рыбок, — уточняю я.
— Да не бойся! Если не писать в реку, и плавать в обтягивающих плавках, то шанс минимальный.
— Но, я-то как раз и пописал в реку, может они во мне, — испуганно говорю.
— Ну, тогда бы ты сразу почувствовал, — отвечает Костя, совершенно уверенным голосом.

Путешествие в неизвестное. Часть 2. БенхаминПосле обеда мы, взмокшие от непривычной жары, побежали на реку смывать с себя липкую дневную суету перед вечерней церемонией. На берегу резвилась детвора всех возрастов. Они заражают нас своей непосредственностью. И мы с радостными воплями бросаемся в воду.

Мне, конечно же, захотелось переплыть реку. «Странно, живут на реке, а плавают так себе, далеко от берега не отплывают», подумал я про местных. Плыву, наслаждаюсь ритмичными гребками и дыханием. Вдруг в голову полезли странные мысли, о пираньях, о крокодилах. Вскидываю голову, до противоположного берега совсем чуть-чуть, метров двадцать. «А вот возьму и совершу необычное, возьму, и не буду доплывать! Все время я пытаюсь «отметиться». А сейчас мне все равно и совершенно незачем ставить «галочку», — подумалось мне. Да и берег мне совсем не нравится, весь заросший буйной растительностью. Только по возвращении обратно, к нашему берегу, я узнал, что Кати, старшая дочь Исабель, кричала мне, чтобы я не плыл туда. И даже попыталась за мной угнаться, да свернула на полпути, поняв, что не догонит. Там, куда я так стремился, живут крокодилы, и я чуть не угодил к ним в гости. Вот такое у них в деревне интересное соглашение. На этом берегу купаются дети, а на том живут крокодилы. И никто никого не трогает, замечательно! Знакомство с местной фауной в очередной раз благополучно откладывается.

Путешествие в неизвестное. Часть 2. БенхаминЯ собрался пофотографировать местных детишек. Но как только наводил на них объектив, те либо сразу куда-то исчезали, либо, заметив меня, делали важные лица древних истуканов. Тогда я решил их немного обхитрить. Присел и стал с любопытством заглядывать в экранчик видоискателя своего «Sony», благо он отщелкивается и поворачивается. Это привлекало детей и они подгядывали через мое плечо. В этот момент я и щелкал их.

Поразительно, какое в их глазах спокойствие и глубина. Вот бы воскресить в себе такого ребенка и так смотреть на мир!

Приближается вечер, мы готовимся к церемонии, напяливаем на себя все, что есть с длинными рукавами, раскладываемся и ждем. Я стараюсь настроиться. Мне так и не удалось осмыслить на уровне ума свой предыдущий опыт. Что-то во мне отказывалось размышлять об этом. «Пусть отлежится, потом», — думал я. Но вот, «потом» уже настало, подходит время новой церемонии. А я не чувствую себя готовым еще раз на такие подвиги восприятия. Что-то во мне было напугано, вернее, ошеломлено, и я еще не совсем пришел в себя. Хотя, куда это, в себя? И что потеряло шелом? Наверное, разум, или более точно подойдет слово «тональ». Этот термин, взятый из книг Кастанеды, более точно описывает совокупность ума и тела, требующую порядка и описания. Во всем. Мир должен быть таким, какой он есть. Правда, на вопрос: «Каков же он есть, этот мир?», — «тональ» ничего вразумительного ответить не может. А после прошлой церемонии он сжался и слегка уступил бразды правления. Мне же и уступил. «А кто же тогда есть я?».

Мы предпочитаем жить и действовать, не задумываясь о том, кто мы, и кто это живет, и почему мы действуем так, а не иначе. Мы живем и воспринимаем в рамках неких соглашений, но кто и каким образом установил эти соглашения, совершенно непонятно. Как говорится, есть и все тут. И конечно есть и другая безмерная часть – «нагуаль». Непознанное и неописуемое. Вот туда-то я как раз и попал в прошлый раз. Точнее, я и на других церемониях уходил в него. Но не до конца, всегда торчал наружу «хвостик» понимания, как обратный билетик к миру порядка. В последний же раз, аяваска и Бенхамин с такой силой толкнули мое восприятие, что я влетел в «нагуаль» со всеми потрохами, правда, растеряв их все по дороге. Осталось только некое неделимое «Я», способное воспринимать невообразимое, но совершенно не способное это интерпретировать.

Смогу ли я в этот раз также глубоко уйти? Насколько я этого хочу? С одной стороны страшно, буквально на телесном уровне, с другой стороны, что-то внутри меня опять стремится туда, в неизвестность. Могу ли я, хочу ли я? К черту, пусть сила сама решает, как быть.

5-я церемония

Путешествие в неизвестное. Часть 2. БенхаминНа церемонию пришло сразу несколько шаманов: Бенхамин со своей женой Антонией и еще три шамана. Не знаю, что же это будет. Ведь кроме них, еще с нами Исабель со своим маленьким сыном Панчито, имеющая большой опыт церемоний, и Кати, которая, несмотря на свой небольшой возраст, с детства пьет аяваску. И проходить будет сессия в доме шамана, в котором все пропитано духом аяваски, и даже пол расписан ритуальным кругом из узоров шипибо.

Я принял небольшую порцию, меньше чем половину стаканчика, вероятно, все-таки, испугавшись силы прошлого опыта и таким обилием шаманов на церемонии. И прошу у духа аяваски дать мне ответ на вопрос: « Кто я такой? Откуда я пришел? В чем мое предназначение?».

Вдруг, без каких-либо плавных входов, я «вывернулся» внутрь себя и оказался в состоянии сферического восприятия. Снова, как в прошлый раз, я всем коконом осознаю звуки, объем, свет и цвет, и другие качества окружающего, которым нет приемлемого описания. И тела отдельно нет. Оно присутствует как незначительная часть, где-то на краешке сознания. Пришло изумление: « Как же я мог забыть все это за одни сутки?! Как можно быть просто человеком, с обычным восприятием и ограниченным умом, когда мое сознание настолько шире и глубже?!» Приходит понимание, что я громадная воспринимающая пустота. Чистое сознание, без плоти и крови, воспринимающее энергии, текущие вокруг и сквозь меня. И я просто был… не знаю, сколько времени.

В какой-то момент меня стало втягивать в сужающийся туннель. Я лечу в нем все с большим ускорением. И стараюсь запомнить, кто я на самом деле. «Не забывать!», — даю себе команду. «Я» решило воплотиться. Вот сейчас я испытаю рождение себя, возможно в образе мальчика или девочки, а может животного. Надо помнить, что я сознание, бесплотный дух, и постараться не забывать об этом в череде предстоящих воплощений», — вторгаются мысли. Бац! Случилось! Но что это? Постепенно до меня доходит, кто я. Разлагающийся труп крысы, раздавленный машиной. На мне четко отпечатался резиновый след протектора. Тела человеческого я почти не воспринимаю, а вся совокупность моих ощущений настойчиво собирается в образ гниющей и воняющей крысы! Вокруг так красиво поют в несколько голосов такие прекрасные и чистые создания! А я тут лежу и воняю, и порчу всю эту красоту. И ничего не могу поделать. Осознание собственной ничтожности и никчемности, затхлости собственного Я. И никаких воспоминаний о силе и красоте предыдущего восприятия вселенной. Умом помню, а вернуться туда никак не могу. Лежу, тужусь изменить свое текущее состояние и воняю. Все больше и больше подключается ум в попытках разрешить такое неприятное положение. И я начинаю воспринимать то, чем я думаю, как совершенно инородное и враждебное нечто, подсаженное на чистый и свободный дух. Этот инородный разум представляется в образе грязно-зеленого спрута, прилепившегося к моей голове. Спрут обхватил своими щупальцами мою голову и позвоночник, присоски внедрились в мою нервную систему, и через них он высасывает энергию и дает команды. Команды разные, но суть одна: «Забудь!». Забыть, кто я есть на самом деле. Я помню, как летел через туннель и кричал самому себе «Не забывать!». И забыл, напрочь, как будто и не было ничего. Церемония подходит к концу. Я понимаю, что обрел смысл, и вскоре его потерял. Грусть, одиночество и разочарование.

Как же так! Почему мы так ограничены в этом мире? Почему «тональ» действует как враг, тиранически управляющий восприятием и интерпретацией происходящего. Почему столько грязи и вони внутри меня? Почему я одинок, и не могу сливаться в своем восприятии с окружающим миром и другими людьми? Стою в ночи под звездами среди цикад и москитов, и даю звукам и укусам наполнить себя, вернуть оглушенное сознание к действительности. Только какая-то уж больно плоская эта действительность. И комары – заразы, плевать им на мою меланхолию, им и так очень даже вкусно. И только бездонное звездное небо, полыхающее зарницами, выбивается из моей мрачной картинки. Небу все равно, в печали я или в радости. Оно прекрасно и безгранично само по себе. Хотя нет, прекрасным его делаю я, это в моем сознании небо и звезды обретают смысл и красоту для меня. Я разглядываю незнакомые созвездия, и, постепенно, сумрачное настроение и назойливые москиты уступают место успокоению. «Ну, что же, не знаю, почему и кем так заведено, но пусть будет так, как есть», — соглашаюсь я. Но только где-то в глубине меня затаилось яростное неприятие текущего мироустройства. Временное перемирие, передышка перед следующим рывком. Я должен понять и должен изменить что-то в себе, потому что не смогу я просто так жить, как прежде, в сладком непонимании и забвении своей сути. Хотя, не могу ни за что ручаться. Ведь может, пройдет некоторое время, мое состояние изменится, и я забуду и это. Как в старой суфийской притче — «И это пройдет». И с этой фразой я отправляю себя спать.

Путешествие в неизвестное. Часть 2. БенхаминУтро. Нам пора возвращаться назад, в Пукальпу. Погружаемся в лодку, уже ставшую нам вторым домом. С нами погружаются Исабель с детьми, Бенхамин, Антония. Привычно располагаемся в гамаках. «Второй сон лучше первого», — решаю я и засыпаю.

После сна мрачное настроение полностью выветрилось. Почему же я был так удручен своим опытом? Ведь я побывал опять в глубинах неизвестного, и имел счастье созерцать бесконечность. Не знаю, наверное, потому, что почти ничего об этом не помню. Лишь память о том, что было нечто, а потом этого не стало. Правду говорят: «Нельзя дважды войти в одну и ту же реку». Вероятно, потребность забывать свои предыдущие состояния встроена в нас для нашего же блага, дабы не «зависать» на прошлых ощущениях, а быть готовым к восприятию текущего момента. Вот только качество и интенсивность прошлого и текущего восприятия кардинально отличаются. В силе аяваски возможно многое, то, что даже и не представляется в обычном состоянии. А стремление удержать момент и окружающий меня мир в обычном состоянии многократно усиливаются. Эта команда встроена в наше естество и блокирует реальное восприятие, подсовывая шаблоны и привычные интересы, этакие ловушки для внимания. Кем эта команда «вшита»? можно ли ее «взломать» или трансформировать. Хакерская терминология лезет в голову, сама становясь шаблоном. Энергия и скорость, необходимые для улавливания «иного» мира захватываются этим Некто вульгарно и по-голливудски небрежно. И есть подозрение, что Некто – это я сам. В ход идет все, подобно ярмарочному зазывале, мое же сознание подкидывает яркие, рекламные образы, отвлекая и завлекая внимание. Величественный дух парящий, с размаху шлепнувшийся в грязь. Подходяще, красиво! Приходят образы изгнания из Эдема. Вот только не помню, вкусил ли я яблоко? Нет бы, созерцать красоту вокруг себя! Мысли ходят по кругу. Появляются обиды, разочарования. Неоправданные хочу и могу. Но с другой стороны, вот опять появляются, но действительно, почему мы сами себя водим за нос?!

И конечно, как следствие такого ограниченного восприятия, возникает чувство одиночества и обреченности. Эго, разум постоянно самоутверждаются и противопоставляют себя окружающему миру. Вообще, размышлять о текущем, о настоящем − невозможно. Можно только о прошлом, да и то, сразу начинают примешиваться оценки своих чувств и действий. А это уж совсем не имеет отношения к реальности происшедшего, ведь я убедился, насколько прочно и быстро забываются настоящие переживания. И вероятнее всего мы помним некие шаблоны, таблички из каталожного списка под названиями «Обида», «Радость», «Победа», «Поражение» и так далее. Страх потерять этот очень важный для нас хлам делает почти невозможным процесс реального восприятия, переживания событий во всей их полноте. Все «машинное время», вся энергия задействуются на процессы анализа, каталогизации и архивирования приходящей информации. А тем временем жизнь, как река течет вокруг, и ей все равно внесли ли ее в список, сколько мегабайт «весит» вот эта картинка, этот замечательный пейзаж. Мгновение, и она сменилась другой, и далее, и далее. Удержать это невозможно, процессор дымится от перегрева, но все равно не успевает. Ну, а уж под давлением силы аяваски, вся операционная система «виснет» и отказывается работать. Вот тогда-то и начинается реальное восприятие. Значит, для полноценного восприятия надо искать способы «подвешивания» своего компьютера в голове, некую волшебную комбинацию «Ctrl+Alt+Del»?! Да, я пробовал некоторые из них – гурджиевские танцы, походка и бег силы. Результаты были, конечно, не такие впечатляющие, как на церемонии, но весьма ощутимы. Вопрос, зачем нам вообще этот компьютер в голове, для чего у нас разум? Почему он функционирует так, а не иначе? Есть ли в нем польза и смысл? Возможно, смысл в нем есть, но не для нашей, а для чьей-то пользы. А может он просто неправильно функционирует, или заражен вирусами? Хотелось, чтобы так. Тогда есть надежда найти способы и пути его переустройства и излечения.

Путешествие в неизвестное. Часть 2. БенхаминВсе, хватит валяться в гамаке, пора проветриться. Солнце перестало нещадно палить и можно уже вылезать на крышу.

Тем временем, вечереет. Мы движемся почти строго на запад. И багряный закат во всей красе разворачивается прямо перед нами.

А потом мы очень удачно заблудились, и у нас появился великолепный шанс, лежать на крыше и смотреть, как загораются звезды.

 

6-я церемония

Сегодня вечером последняя церемония с Бенхамином. Не знаю почему, но мне страшно ехать. В теле тремор и слабость, тошнота и колики в желудке. Сижу в машине и вспоминаю слова дона Хуана из книг Кастанеды: «Знание по своей природе устрашающе». Но затем мне приходит на ум другая цитата: «Человек идет к знанию так же, как он идет на войну − полностью пробужденный, полный страха, благоговения и безусловной решимости». Со страхом и благоговением у меня все в порядке, решимости поехать на церемонию мне хватило. Осталось набраться отваги до приезда к дому шамана и решимости принять аяваску. И еще пришла формула поведения, подаренная мне в предыдущих церемониях бразильскими шаманами: «Доверие, уважение и фермеза». Уважение к силе, входящей в меня, доверие и позволение вести меня в неизвестное, и, наконец, фермеза – мой дух, внутренний стержень. «Когда не остается тела, когда исчезает разум, когда не остается ничего под напором силы, тогда остается только держаться за фермезу», — эти слова стали обретать для меня реальный смысл. Как только мы вошли внутрь дома, я почувствовал, что пространство вокруг меня уже работает. Дух аяваски уже здесь, его не надо ждать, кажется, что я уже принял ее внутрь. И очень обрадовался, увидев Исабель. И еще сегодня с нами на церемонии будут ее дети, Федерико и Каролина. Объятия с ней и ее детьми, их улыбки и непосредственность принесли облегчение и успокоение.

Как только я сел на матрас, тело стало входить в транс, в состояние, близкое ко входу в узоры. Ну а когда, неожиданно для себя, сказал, что буду полный стакан, и затем выпил его, весь мандраж как рукой сняло. «Уж если выпил много аяваски, то единственное, что остается, так это пройти до конца». Да, «Рубикон» пройден, чего уж теперь, поздно бояться.

Я чувствую себя в джунглях, слышу пение птиц, шорох веток. Открываю глаза, но видение не проходит. Я вижу звездное небо в просветах пальмовых листьев. Закрываю глаза, видение не меняется. Снова открываю, и понимаю, что картинка джунглей накладывается на помещение, звезды мерцают под крышей. Но что-то не так, я вижу все это в какой-то странной перспективе, как будто я выглядываю из-под кустов, и искоса смотрю наверх. Закрываю глаза и продолжаю созерцать пульсацию звезд. Я какая-то рептилия, древняя и равнодушная, способная часами сидеть в одном положении и созерцать, не мигая, дыхание ночных джунглей. Тем более что глаза закрыты. Наверное. Я в этом уже не уверен.

Путешествие в неизвестное. Часть 2. БенхаминЯ все в тех же джунглях, но уже не ящер, вероятно, какой-то грызун. Я осторожен и мне страшно. Страх со мной всегда, он помогает мне выжить здесь. Но не в этот раз. С огромной силой аяваска накатывает на меня, и буквально расплющивает мое тело. Я не успел спрятаться, да и как, и куда?! Я чувствую себя внутри гигантской анаконды, и ее мышцы проталкивают меня все глубже и глубже. Бесполезно держаться за свое мертвое, сплющенное тельце. Пусть переваривает. Странное спокойствие в тот момент, когда меня утюжит и скручивает. Волны судорог расходятся от головы по телу, к рукам и ногам. Судороги превращаются в змей. И уже клубок анаконд во мне разглаживает и распрямляет все узлы и зажимы. Нет сил и желания сопротивляться. Остается только терпеть, и я отрешенно воспринимаю силу аяваски, вошедшую внутрь меня. Со временем ощущение различия моего тела и змей внутри него исчезло, и я стал сам змеей. Только, почему-то, с головой петуха. Оцепенение разлилось по всему телу, но мое другое, змеиное тело струится и скользит в неведомом пространстве. Все давление сконцентрировалось в области шеи, заставляя приподнимать петушиную голову. Красное пульсирующее облако над моей головой формируется в гребень, выпячивается золотисто-красный зоб, вибрирующая энергия вокруг шеи и за ушами превращается в распушенные золотистые перья, переходящие в изумрудное змеевидное тело. «Да я же василиск! Надо же куда занесло», — промелькнула мысль. Глаза открывать не буду на всякий случай.

Новый круг икарос, на два голоса распеваемых шаманами. С новой силой закрутилось вокруг пространство узоров, вовлекая меня в новый водоворот восприятия. Оп! И я в некоем пространстве мыслей. Это похоже на купол, под которым объемно, в разных местах лежат всевозможные мысли, которые я думал. Они были похожи на тусклые и бесформенные сгустки. Я чем-то прикасался к ним и тогда они засвечивались. Я вспомнил, как Сана рассказывала мне об этом месте. Я зажигал разные мысли, и они становились разноцветными и ярким. Красиво было их расцвечивать и развешивать как елочные игрушки под безразмерным куполом. Они такие блестящие, и … бесполезные. Можно так до бесконечности здесь пребывать и развешивать их, разглядывая и лелея, как Кощей свои сокровища. Но это не драгоценности, скорее подделки, безделушки, способные завлечь и поработить своего обладателя. Скучно и неинтересно. Искать в этом хламе что-нибудь стоящее можно долго. Правда, возможно, так ничего толкового я и не найду.

Очень вовремя шаман устроил обход с вдуванием «Agua Florida» и окуриванием табаком. Состояние транса только усилилось и обострилось. Бенхамин и Антония стали петь разные песни одновременно. Они стали двигаться по кругу, садясь рядом с каждым участником, и долго, минут по двадцать-тридцать, петь свои икарос рядом с ним. С разных сторон до меня доносились разные песни, но я совершенно спокойно слышал их обе одновременно. Их голоса собрались в образы двух мышей. Белые и внимательные, они доброжелательно смотрят на меня. Это мышиные короли, появившиеся из сказки о щелкунчике. Они благословляют меня, мышиного принца, и поддерживают. Или это некие сверх-существа в облике мышей. «Надо же, как в фильме «Автостопом по галактике»! Вот они, хозяева земли!», со смехом проносится у меня в голове. Эта мысль отбрасывает меня от этих образов, и я почувствовал сильный запах гнили. Запах задворок овощного магазина. А я – новорожденный подкидыш. Только не знаю, человеческий, или мышиный. А может я, вообще, − чебурашка. Да, это мне знакомо, это похоже. Лежу между ящиками, смотрю на мир, какой он есть, и жду, пока кто-нибудь не придет и не подберет меня. Удивительно, как сознание мгновенно подбрасывает картинку, пытаясь как-то упорядочить и взять под контроль поток восприятия.

Лежу и жду. Нет, уже сижу на своей постели. Я девочка, мне лет восемь. Я одна в большом и красивом доме, сижу у окна и смотрю. Снаружи яркий солнечный день. Мне грустно и одиноко. Я вспоминаю своих родителей. Папа все время занят своими очень важными делами, мама тоже. Братьев и сестер нет. Снаружи, наверное, интересно, но мне привычней и спокойней сидеть так дома и скучать. Я могу целыми днями смотреть на пробегающие по небу облака, и слушать вопли играющих детей, доносящиеся снаружи. Так, наверное, сидит моя юная душа, взаперти, внутри благоустроенной, но душной и скучной комнаты и боится выйти наружу в яркий и солнечный мир.

Путешествие в неизвестное. Часть 2. БенхаминВ тот момент, когда Бенхамин сидел слева от меня и пел рядом с Саной, справа сидела Антония и пела для кого-то из участников. Оба шамана распевали разные песни, но они удивительным образом согласовывались друг с другом по интенсивности, ритму и гармонии. Я совершенно отчетливо слышал левым ухом Бенхамина, а правым Антонию. Такое слушание совершенно расщепило меня на две половины, и посреди меня стала образовываться некая световая полоса. Она расширялась и уплотнялась. Вдруг некто третий громко подул на меня очищающим дыханием. Но ведь сегодня нет третьего шамана! Так кто же или что это?! Осознание этого вовлекло и полностью включило восприятие моей средней светящейся части, отодвинув звуки песен на периферию. Шаманы были, с одной стороны рядом, а с другой стороны, очень далеко. Свет потек через меня, очищая и обновляя. Мой слух полностью отделился и вовлекся в слушание икарос. Как это было восхитительно и красиво! Я слушал, и мысленно просил: «Еще, еще! Продолжайте! Только не прекращайте свои волшебные песни!» Я понимал, о чем поют птицы в ночном лесу, в каком экстазе находятся они, изъявляя свою радость и любовь Земле. Я слушал двух дивных соловьев, и чувство благодарности переполняло меня. Я готов был слушать их вечно. Свет, текущий сквозь меня, распрямлял и расщелкивал суставы. Тело включалось постепенно, от таза к ногам и груди, и далее по рукам и шее стали идти волны силы и радости. Я свободно дышал полной грудью, вздымая грудь в сложном ритме переплетенных звуков икарос. Бытие, цельное и прекрасное переполняло меня. Кошачья гибкость, отрешенность и игривость слились в моем теле. Я − ягуар, лежу на спине и потягиваюсь, играю лапами, купаюсь в свете и звуках. Моя улыбка выражается в кошачьем оскале. Рыком и шумным дыханием сопровождаю льющиеся вокруг меня звуки. Усы топорщатся, по шерсти и мускулам проходят волны удовольствия. В моем состоянии нет никакой человеческой осмысленности, кроме маленького огонька восхищенного наблюдателя, теплящегося где-то в глубине. Есть только тотальная включенность в происходящее и радость от переполняющей меня силы…

Оказывается, Бенхамин уже давно сидит рядом и поет «для и в меня». И я вторю ему. Нет надобности, стараться петь. Достаточно просто расслабить горло, и стараться дышать в такт ритму. И тогда, звуки икарос совершенно органично начинают вытекать изо рта. Песня, как часть меня, присоединяется к голосу шамана, с ее помощью мы становимся одним целым. Я сел, так удобнее петь. Тело переполнено вибрирующей силой. Я чувствую вокруг себя присутствие многих людей. Мы сидим в большом кругу, нас много, человек тридцать. Идет церемония, над нами крыша из звезд, а пальмы и кусты образуют стены своими темными силуэтами. Я узнаю многих, мы все одно целое, древнее племя, единый род. И поем свои песни в экстазе, сливаясь друг с другом и с окружающим миром в одно целое. Наши песни и дыхание сплетаются с ночным пением птиц, стрекотом цикад и ласковым ветерком. Все вокруг наполнено красотой и смыслом, и нет чего-то более важного или менее. Все мы, люди, лес, животные, ветер, звезды и земля, в равной степени имеем значение и таим в себе бесконечность. Мы равны и нет смысла отделять себя друг от друга и от окружающего. Так будет продолжаться всю ночь, но и потом мы останемся едины…

Постепенно и потихоньку возвращаюсь к восприятию себя отдельно от окружающего мира. Точнее, боль в левом ухе возвращает и фокусирует меня. Я слышу, как поет Антония, и понимаю, что она своей песней вытаскивает из меня какую-то застарелую болезнь. Боль сформировалась в белесый длинный шип, проходящий сквозь ухо вглубь до самого мозга. Но мне не страшно, я вижу-чувствую, как он постепенно выходит из меня. Так вот как лечат шаманы! Вот как они видят болезни и буквально вытаскивают их! Затем, моя печень попросила внимания. Я обнаружил в ней какие-то мутно-желтые инородные нити, будто оставшиеся после операции. Я мысленно проник внутрь и стал вытягивать их из себя. Вытягивание сопровождалось небольшой болью и чувством громадного облегчения. Далее пришла очередь поясницы, слегка застуженной вчера ночью на реке. Остро заболели два нижних «резонатора», энергетические центры у поясницы. Боль превратилась в два грязно-серых шипа, и они стали с песней толчками исторгаться из тела. Я помогал себе руками и дыханием. Антония работала со всеми сразу, но в первую очередь с Костей, массируя и продувая ему спину. Удивительно, насколько многомерно участие шамана в церемонии! Она помогает сразу всем, и непонятно как ей одновременно удается и петь, и выдыхать дым, и втягивать в себя наши болячки.

За стеной залаяли собаки. Я их прекрасно понимал, и разделял их мир, сплошь состоящий из чувств и эмоций. Они радостно облаивали нечто чужеродное, находящееся совсем рядом, за стенкой. Вдруг, там же, за домом, раздался кошачий рев. По звуку, две кошки сцепились, или схватили нечто, и клубком влетели внутрь. Они прокатились по диагонали через всю комнату в направлении Антонии, и далее с грохотом и ревом вылетели из нее сквозь стену. Прямо между мной и Саной! Это было настолько нереально и внезапно, что по кругу раздался нервный смех. Это не было чем-то личным. Заметили все участники. Я по окончании церемонии специально осмотрел стену и пол рядом с собой. Никаких дырок и щелей, конечно не обнаружил. Вскоре Антония закончила свою работу. Из ее горла с клекотом стали вырываться весьма жуткие звуки. Она выдыхала их с дымом табака. Но, видать, много в нас дерьма было. Она вышла и с шумом облегчилась, выблевывая из себя остатки чужеродной энергии. Да, нелегка работа шамана.

А Бенхамин просто неутомим. Он поет без остановок уже пять или шесть часов кряду. Икарос, подобно океанской волне, то взмывают ввысь, то опускаются почти до шепота. Церемония подходит к концу, аяваска постепенно отпускает. В этот раз она не разжимает свою мертвую хватку анаконды, а тихо и спокойно убывает, как вода в отлив. Подходят какие-то местные и тихо подсаживаются к шаману, и он продолжает отпевать уже новых людей. Меня заполнило чувство радости, оздоровления и цельности со своим энерготелом. И благодарности. Пока, на время, я расстался с человеческим одиночеством и обрел свой животный мир, свою внутреннюю генеалогию. Рептилии, крысы, змеи, птицы и ягуар стоят за мною, и венчает эту цепь древний человек. Я побывал в тех временах и состояниях, когда эго еще не заперло людей в тюрьму бесчувственности, бессилия и злобы. И состояние единого «Мы» уверенно и спокойно наполняет меня. Совершенно неожиданно в мое безмятежное восприятие вспышками стали прорываться картины какого-то убийства, горя, большого горя. Потеря близкого человека, тоска. Усталость от прожитого, желание спокойного конца. Я открываю глаза. Рядом с Бенхамином сидит старушка, и он поет ей. Я понимаю, что на меня «сбросились» картинки чужой, трудной жизни. Наши, по большей части, уже собрались и вышли. «Вот как он работает», — подумалось мне. Шаман берет на себя всю тяжесть болезни или горя, и свидетельствует, пребывая рядом. Со-пере-живает, не вовлекаясь. Но, привлекая на помощь весь круг участвующих в церемонии, разгружая и распределяя на всех тяжкий груз. Конечно, на себя он берет основное бремя, но и мы можем помочь в работе, также, не вовлекаясь, дышать и отпускать негативное. Но сейчас, это не наше дело, нас потихоньку выпроваживают наружу, к звездам и ночной прохладе. Подхожу к Бенхамину, говорю: «Gracias, muchas gracias!». Но он почти не здесь и лишь слегка кивает в ответ. Затем подхожу к Антонии, обнимаю ее: «Muchas gracias!». А она лишь хихикает в ответ. Как же можно было выразить им свою благодарность?! И как просто и буднично произошло наше прощание! Я тихо ухожу, а их работа продолжается.

Путешествие в неизвестное. Часть 2. Бенхамин

Я лежу в постели, спать не хочется. В голове проплывают мысли, чаще всего сводящиеся к вопросам, на которые у меня пока нет ответов. И, возможно, не будет.

Как получилось, что мы, люди, потеряли свою связь с окружающим? В чем смысл и резон этого?! Ведь жить в единстве легко и радостно. Знание было доступно. Достаточно слиться с чем-нибудь или с кем-нибудь, и понимание сути его наполняло нас. Мы могли быть всем, чем хотели. Птицами летать в небе, сильными кошками рыскать по лесам, носиться беззаботным ветром, либо вечно светить в небесах. На что, на какие блага мы это все променяли? Или это некая утрата, громадная трагедия, случившаяся с нами, настолько страшная, что почти никто не помнит и не говорит об этом. Да, я читал о «летунах», о чужеродном разуме. Но не понимал всей глубины потери, потому, что даже и не знал, а что собственно потерял. Слепому, который не помнит, как он и что видел, нет смысла сожалеть о произошедшем. Тем более в компании таких же, как он. И все в мире говорит о том, что все хорошо, что есть к чему стремиться. Совершенствовать свое я, выбиваться в люди, взбираясь по трупам побежденных выше и выше. Закон джунглей. Мы все извратили. Закон джунглей совсем другой − единение и гармония с окружающим и текущей везде и во всем силой. Вот каков этот закон на самом деле. А кто же мы в этом мире? Бездушная раковая опухоль, расползшаяся по телу Земли, и пожирающая все и вся! Зачем, мы Земле, почему она нас еще терпит. Может быть благодаря небольшой горстке истинных людей, любящих свою мать-землю, лечащих и следящих за благополучием окружающего мира, Земля еще не сбросила нас в небытие, как досадный балласт, ошибку бытия?! И как шаманам удалось сохранить в себе эту гармонию? А может, они вернули ее себе, развив заново в себе эти способности? И Земля предоставила для этого все что нужно – растения, учителя-союзники, могут заново научить правильно воспринимать, жить и осознавать. Но можно ли сохранить в себе это состояние? Как это сделать, если память, словно песок сквозь пальцы, ускользает. И то, что казалось таким простым, ясным и очевидным, через несколько минут перестает вообще существовать!

А телу хорошо. Оно продолжает дышать и чувствовать, воспринимать и жить, и плевать оно хотело, что ум постепенно просыпается и привычным образом, прикрываясь благородными вопросами, пытается вернуть себе свои позиции. Да, завтра я буду опять в его власти, но ничего, надеюсь, та наглая самоуверенность и представление о себе, как о высшем звене эволюции, не вернутся в той полной мере, что ранее. А впереди новые церемонии и знакомство с еще одним замечательным шаманом – доном Марселло.

В тексте использованы фотографии картин перуанского художника-визионера, шамана Пабло Амаринго

Комментариев нет
Комментариев пока нет, будьте первым.

Добавить комментарий

*
*

Присоединяйтесь к нашим магическим путешествиям!

Команда NeteSamaRao